– Вся ночь, если хотите, – ответил я.

Я увидел, как он отодвинулся назад, чтобы набрать телефонный номер.

Фил играл на басу, а звонил он своему старшему брату Дату, который играл на барабанах. Все вместе мы переслушивали и обрабатывали записанный материал до четырех утра. Если бы только владелец трехспального полулюкса, которому принадлежал гараж, знал, чему он положил начало той ночью.

– Я думаю, нам стоит создать группу, – сказал Даг.

Больше всего меня поразил тот факт, что у них был потрепанный синий фургон. Днем он развозил посылки, а на ночь превращался в самый экзотический четырехколесный волшебный ковер, доставляя наши веселые души в музыкальный рай, где мы оставались до самого рассвета, а потом возвращались к обычному круговороту повседневных дел вместе с остальной частью человечества. Но прежде чем мы могли засыпать в его бензобак волшебную пыльцу, нам нужно было найти гитариста.

Итак, мы дали объявление в Melody Maker: «Требуется гитарист в профессиональную записывающуюся группу. Хорошие перспективы».

Боже, я был невероятно взбудоражен происходящим. Ущипни себя, Дикинсон, наступают Большие Времена.

Группа Speed больше не была такой же быстрой, как раньше. Все мы разъехались и рассредоточились по всему Восточному Лондону. Занятость на разных работах и география сказывались на нашей творческой активности, и в любом случае наш барабанщик не мог уйти со своей работы в Катфорде. Район Пламстед был в безмерной печали, когда мы отыграли свой последний концерт, но не раньше, чем озадаченная публика увидела, как я потрошу своего Снупи на сцене Народного дворца. Я точно знаю, что они были озадачены, потому что я ясно видел смущение на шести лицах в похожем на гигантскую пещеру зале. Возможно, они подумали, что стали свидетелями какой-то странной арт-инсталляции, или же просто были так же потрясены, как те прохожие, что останавливаются посмотреть на автокатастрофу.

Впрочем, на самом деле мы были совсем не так уж плохи – просто недостаточно хороши.

Даг и Фил жили в довольно шикарном арендованном особняке в Баттерси на юго-западе Лондона. В семидесятых и восьмидесятых арендная плата в этом смысле была в Лондоне вполне доступной, а дома – дешевыми. Один предприимчивый парень, учившийся на социолога, фактически купил квартиру во время учебы в университете, использовав в качестве залога свой грант. Смышленый перец.

Я же сделал с деньгами из своего гранта кое-что совершенно иное. Большую часть я потратил на акустическую систему для новой группы. Она состояла из двух больших конструкций, представлявших собой заключенные в деревянные коробки динамики размером 2 х 15 дюймов. Сверху была вмонтирована пара интегрированных двойных высокочастотных динамиков, которые были обозначены как вспомогательные. Я обзавелся новой микрофонной стойкой – теперь это была золоченая AKG с цилиндрическим штепсельным разъемом на одном конце и штекером на другом. Я был по меньшей мере на полпути в рай.

Однако все это истощило мой банковский счет почти до нуля. Хорошие люди в банке Barclays дали мне чековую книжку, банковскую карту и, как мне казалось, бесплатный овердрафт – именно за счет этого я и кормился. Кроме того, я был повинен в неуплате арендной платы. Я справлялся с этим путем отсутствия дома с 9 утра до 5 вечера, а если меня заставали на месте – прятался за кухонной плитой.

Спустя какое-то время начали приходить письма. На самом деле довольно много писем. «Неважно, – подумал я. – Однажды все это будет в книге».

Тем временем я сел на телефон в том самом роскошном особняке в Баттерси и стал ждать звонков от будущих гитаристов. К третьему дню я потерял желание жить. Если беседы с потенциальными апостолами были похожи на прослушивание гитаристов, то неудивительно, что Иисус вознесся на небеса. Сначала я слушал – а они говорили, говорили и говорили…

Набралось около ста имен, и мы прослушивали их в течение трех дней в репетиционной студии, расположенной над пабом Rose and Crown в Уондсворте. Я делал заметки, касающиеся их историй, их влияний и стилей.

– Что ж, я думаю, я так же хорош, как Джимми Пейдж, может быть, разве что, не так же умен.

– Мне нравится думать о себе, как о смеси Ричи Блэкмора и Моцарта.

– Я думаю, что гитара для меня является как бы продолжением, расширением моей собственной личности.

Фил и Даг наиграли им пару аккордов, от которых нужно было отталкиваться, и мы наблюдали за беспомощными, безнадежными, несчастными, наивными и откровенно сумасшедшими людьми, которые не могли справиться ни с каким музыкальным материалом и не могли попасть в какой бы то ни было ритм, даже в свой собственный пульс.

Под конец третьего дня, после того как я чуть не бросился в отчаянии с моста Альберта в Темзу, появились два блестящих самородка. Обоим было за тридцать, что казалось мне тогда невероятно далеким возрастом. Сначала появился фантастический ирландский парень, который играл в шоу-группах, абсолютный профессионал. Играть музыку для него было как нажать на кнопку выключателя. Но потом пришел Тони Ли. Тони был хладнокровным и харизматичным австралийцем, и когда он играл, на его лице появлялось выражение настоящего блаженства. В плане прически он опережал свое время лет на тридцать. Короче говоря, он великолепно выглядел, и, ребята, как же классно он играл на гитаре.

Мы назвали свою группу Shots, хотя вполне могли бы назваться Anal Catastrophe или, поменяв всего одну букву, стать Shits. В конце концов, то была эпоха панка. О нашем названии я тоже думал, что оно глуповато, но не мог придумать ничего лучше.

Мы приступили к репетициям материала и созданию имиджа. Не имея опыта в прошлом, я обретал его теперь. После репетиций или долгих дискуссий за чаепитием в Баттерси я перепрыгивал с поезда на поезд в метро и добирался до остановки 277-го автобуса, чтобы вернуться на Собачий остров.

В одну из ночей я, сам того не подозревая, попал под влияние злых чар. Только чары эти были созданы не при помощи колокола, книги и свечи, а из стекла, смолы и спичек. В мою жизнь вошла марихуана – и, в лучших традициях туалетной археологии, это должно было привести к дерьму. Я стучал по клавишам ветхого рояля, когда в дверь постучали.

На дверной ручке, ухмыляясь, висел мой сосед с лицом как у пикси, тот самый, что носил афганское пальто и очки, как у Леннона.

– Бульбулятор хочешь? – спросил он.

Я понятия не имел, о чем он говорит, но в духе «зачем нужна эта кнопка» прикинулся беспечным.

– Почему бы и нет?

Я неуверенно последовал за ним в его комнату. То был настоящий рай для самых отбитых хиппи: ковры на стенах, на полу и даже на потолке – и даже на полу. То была мужская спальня, пронизанная ароматом, происхождение которого я не мог точно определить. Сосед много хихикал. Он продолжал хихикать, когда снял со своего воротника значок (студенты всегда носили не менее 10 или 15 значков) и отогнул булавку так, чтобы та торчала вертикально. Эти его действия меня очень заинтриговали.