Впрочем, именно так она и вела бы себя, случись подобное несчастье с Оливером год назад.

– Как муха на булавке, – неожиданно ответил Оливер со знакомым ей насмешливым сарказмом. – Дела заброшены, а я тут вынужден прохлаждаться.

– Полагаю, это ненадолго, – попыталась ободрить его Кэтрин.

– А как здоровье вашего отца? Мы с ним теперь почти в одинаковом положении, он прикован к инвалидному креслу, я к этой кровати. Как идут дела в вашей фирме? Расскажите, мы ведь с вами давно не виделись.

У Кэтрин перехватило горло, на глаза навернулись слезы. Теперь она и сама убедилась, что память Оливера пострадала серьезно.

– Почему у вас слезы на глазах? Льюису стало хуже?

– Да, – солгала Кэтрин, проглотив комок, вставший в горле. – Врачи посоветовали ему сменить климат. – Она помолчала. – Он уехал, Оливер, на север, к своей сестре. Там ему… будет лучше.

Трудно было рассказывать ему то, что Оливер прекрасно знал еще восемь месяцев назад. Тем более что здоровье отца за это время улучшилось. Льюис Норман теперь встает с кресла и заново учится ходить.

– Будем надеяться, – поддержал ее Оливер. – А как обстоит дело с реализацией ваших планов?

Кэтрин, внутренне восстав против навязанной ей обстоятельствами роли, рискнула рассказать, как на самом деле обстоят дела на фирме.

– Скоро выходим на рынок с новой продукцией. Духи с лечебными ароматами будут нарасхват, – гордо заявила она в конце своего рассказа.

Оливер наморщил лоб, пытаясь сообразить, когда же Кэтрин успела все это сделать? И лабораторию создать, и получить результаты, и запустить в производство новую продукцию… Кэтрин быстро поняла, какие вопросы его мучают, но не дала ему долго размышлять над временным несоответствием.

– Чуть не забыла передать вам приветы от ваших поклонниц. Лилиан Уорнер и ее племянница Пруденс кланяются вам и желают скорейшего выздоровления. – Кэтрин специально запустила этот пробный шар.

Тут Оливер обрел твердую почву под ногами. Он довольно быстро вспомнил эксцентричную владелицу старинного особняка в центре Бостона и роскошную молодую блондинку, ее племянницу. Кажется, блондинка была слишком навязчива… В глазах Оливера мелькнул знакомый насмешливый огонек. Кэтрин внутренне напряглась, гадая, вспомнит ли он, что на приеме у Лилиан, в саду, впервые поцеловал ее?

Оливер пристально посмотрел на Кэтрин, потом прищурился и слегка покраснел.

Вспомнил! – поняла Кэтрин и потупилась, чтобы не выдать себя взглядом.

– Кажется, у нее на приеме я повел себя не совсем корректно, – медленно произнес Оливер, вспомнив Кэтрин в открытом вечернем платье какого-то удивительного цвета. – Вы больше не сердитесь на меня?

– О чем вы? Я уже все забыла, – с невинным видом сказала Кэтрин и улыбнулась. – Поправляйтесь, Оливер. Я скоро снова к вам приду. Если вам что-нибудь нужно, скажите – я принесу.

– Нет, ничего не нужно. Я благодарен вам за заботу, Кэтрин. И за то, что вы больше на меня не сердитесь. – Последнюю фразу он произнес вкрадчиво, словно проверял ее.

– Кто же, если не я, позаботится о вас, Оливер? – ласково сказала Кэтрин, поднимаясь с кресла. – До встречи.

Она пошла к выходу из палаты, когда услышала, что Оливер окликнул ее:

– Кэтрин, вы не хотите поцеловать меня? В знак примирения или из чувства сострадания.

Она застыла на месте. В его голосе ей послышались знакомые насмешливые нотки. Или ей показалось? А если нет, что бы это значило? Может, он помнит больше, чем предполагает врач?

– Да, конечно, – ответила Кэтрин, вернулась к его постели и склонилась над ним. Заглянув в его потемневшие глаза, она едва сдержалась, чтобы не сказать, как она любит его, как истосковалась по нему. Опустив ресницы, она поцеловала Оливера в запавшую щеку.

Он с наслаждением вдохнул аромат тела Кэтрин. Странно, он хорошо помнит, что раньше от нее веяло прохладой. Но почему тогда этот аромат кажется ему смутно знакомым? Или у меня просто обострилось обоняние после сотрясения мозга? – успел подумать он, проваливаясь в сон.

За три недели организм Оливера Уинстона восстановился настолько, что особой необходимости оставлять его в клинике уже не было. Кэтрин Норман предложила ему поселиться в ее особняке, чтобы продолжать лечение в амбулаторном порядке. Частичная амнезия по-прежнему сохранялась. Специалисты, смотревшие его перед выпиской, включая психотерапевта, сошлись во мнении, что пациенту надо сообщить диагноз. Кэтрин была с ними согласна. К ее удивлению, Оливер пережил это сообщение спокойнее, чем она ожидала. Пришлось ему смириться с мыслью, что при таком диагнозе возвращение к работе немыслимо.

После переезда Оливера в доме Кэтрин снова появились кухарка и постоянная, правда немногочисленная, прислуга. Ежедневно приходила делать уколы медсестра. В свободное от работы время Кэтрин водила Оливера на прогулки, постепенно удлиняя маршруты. В ее отсутствие он первое время часто сидел на террасе, ведя созерцательный образ жизни. Потом стал пропадать в библиотеке.

Каждую ночь Кэтрин напрасно ждала его в своей спальне. Оливера словно подменили. Он был с ней вежлив, внимателен, расспрашивал о делах на фирме. Теперь они много говорили о том, на что раньше у них не хватало времени: о литературе, искусстве, музыке. Сравнивая нынешнего Оливера с тем, прежним, чьей любовницей она была в течение восьми месяцев, Кэтрин не могла бы с полной уверенностью сказать, кто из двоих ей больше нравится. Лежа без сна в постели, Кэтрин вспоминала…

В их отношениях с самого начала было мало романтичного. Можно сказать, что она жила с ним по расписанию, которое диктовал ей Оливер. Встречались в пятницу, расставались в воскресенье. Часто в пятницу раздавался звонок, и он сообщал ей, что занят срочным делом и потому приехать не сможет.

– Позвоню, как только освобожусь, – говорил он.

Эта фраза стала своеобразным рефреном их любви, ограниченной постелью. Услышав ее, Кэтрин погружалась в состояние ожидания его звонка, как в анабиоз. Иногда, когда Оливер долго не звонил, она вдруг выходила из анабиоза и начинала думать, что такие отношения оскорбительны для нее. Но моментально забывала об этом, стоило ей услышать его голос. В тот раз голос его был особенно нежен. Он позвонил ей сразу после Рождества, которое она провела в одиночестве.

– Кэтрин, дорогая, как ты там?

– У меня все хорошо. Как у тебя? – бодро ответила Кэтрин.

– Прости, что не смог приехать на Рождество, был очень занят.

– Понимаю.

– Не хочешь приехать ко мне в эти выходные?

– Разве ты не приедешь сюда?

– Не могу. Меня пригласили в пятницу на прием, от которого неудобно отказаться. Пойдешь со мной?

– С удовольствием, – ответила Кэтрин, обрадовавшись возможности выбраться из дома и побыть вместе с любимым на празднике жизни, который в последнее время обходил ее стороной.