Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто, кроме Дастина.
— Лорд Тайрхем, я настаиваю, чтобы мы определили свои позиции.
— Какие конкретно? — поинтересовался Дастин, усмехнувшись. — Мы можем рассмотреть их столько, сколько вам будет угодно.
Николь беспомощно заморгала, не зная, как реагировать на двусмысленность слов Дастина.
— Я хотела бы обсудить некоторые детали моей работы.
— Детали? — спросил Дастин, склонив голову набок. — Насколько я понял, ты намерена выиграть дерби. Что тут еще прояснять? Жалованье? Сколько часов в день ты будешь тренироваться?
— Нет, не то. Я очень благодарна тебе. Я буду тренироваться столько, сколько надо, и согласна на любое жалованье.
— Тогда о каких же деталях ты говоришь?
— Я имела в виду, что не смогу работать в полную силу, если буду… отвлекаться. Не говоря уж о том, что Кинжал сразу почувствует мое беспокойство.
— Речь истинного жокея, — произнес Дастин, не сдержав улыбки. — Я полностью с тобой согласен. А что может тебя отвлекать? В чем причины?
— Причина в тебе, — выдохнула Николь.
— Во мне?
— Да. Без твоей поддержки весь наш план обречен на провал. Я хочу знать, был ли ты искренен, обещая защиту папе и мне?
— Был и остаюсь.
— В таком случае ты должен обращаться со мной лишь как с Олденом Стоддардом.
— Дерби… — Дастин понизил голос. — Я не даю обещаний, которые не в состоянии выполнить.
— Значит, мы договоримся. Во-первых, я буду обращаться к тебе только официально. Не может же жокей звать тебя по имени.
— Согласен.
— Во-вторых, перестань, пожалуйста, смотреть на меня как на лакомство, которое тебе не терпится отведать.
Дастин поджал губы.
— Я и не подозревал, что занимаюсь такими вещами. Во всяком случае, взгляд, которым я смотрю на тебя, когда мы одни, принципиально отличается от взгляда, которым я смотрю на тебя при посторонних.
На лице Николь проступило смущение.
— Это не то, что я имела в виду.
— Послушай, Дерби! Моя манера держаться с Олденом Стоддардом будет носить исключительно деловой характер. В действительности же я пойду еще дальше, — сказал Дастин, моля небеса даровать ему силы вынести эту пытку. — До тех пор пока ты не пойдешь на попятную, ты для меня — Олден Стоддард, а я — твой работодатель. Этого тебе достаточно?
— Да, — согласно кивнула Николь, хотя и выглядела несколько разочарованной.
— Надеюсь, что успокоил твои страхи. Дерби. Я не стану набрасываться на тебя, как на жертвенного ягненка. Между прочим, — добавил Дастин с кривой усмешкой, — я не кидаюсь на кого попало и не пожираю младенцев. Что же касается юношей, то они меня вовсе не привлекают.
— Вот теперь я абсолютно спокойна. Особенно за юношей.
Дастин рассмеялся:
— Видно, придется мне привыкать к твоему ядовитому язычку.
— Если то, что говорит обо мне отец, правда, то вас ждет нелегкая жизнь.
— Я понял это с самого начала. Но, Дерби, — взгляд Дастина прожег Николь насквозь, — я обожаю трудности. Особенно те, которые можно обнимать и целовать.
Николь опустила глаза, щеки ее вспыхнули.
— Продолжай о деталях, — промурлыкал Дастин, возвращая Николь на безопасную тропу. — Что еще я могу сделать, чтобы обеспечить твое спокойствие?
— Еще только одну вещь. — Носком сапога Николь прочертила линию на земляном полу комнаты. — Отец хочет с тобой встретиться. Сегодня. Я рассказала ему, что произошло между нами в твоем кабинете… Нет! — тут же вскричала Николь, поняв, что выразилась неточно. — Я не имела в виду, что… как мы… Я хотела сказать, что объяснила ему, как мы познакомились и почему ты узнал меня в костюме жокея.
— Я понял, — кивнул Дастин. Смятение Николь вызвало у него очередной приступ нежности. Он не смог бы припомнить, когда в последний раз видел женщину, пытающуюся избежать любого упоминания о совершенно целомудренном поцелуе. — И я согласен с твоим решением. Интимные моменты — это наше личное дело, и не только потому, что, узнав об этом, твой отец расстроится. Просто еще не существует слов, способных описать всю прелесть твоих объятий.
От взора Дастина не укрылась дрожь, пробежавшая по телу Николь.
— Больше этого никогда не случится, — прошептала она, не веря ни единому своему слову.
— О-о, разумеется, случится! — Желание обнять Николь отозвалось настоящей болью в груди Дастина, но он решительно отказался от своего намерения. — И не однажды, а снова и снова. Это неизбежно, как рассвет, непреодолимо, как наступление темноты. Но все будет зависеть от тебя.
Николь изо всех сил старалась сдержать себя, и Дастин почувствовал, что пора прийти ей на помощь.
— Вернемся к твоему отцу, — предложил он, заглушая свой внутренний голос. — Зачем он хочет встретиться со мной?
— Во-первых, чтобы поговорить о людях, которые его преследуют. Во-вторых, чтобы… чтобы… — Николь покраснела еще больше.
— Чтобы убедиться, что я не намерен воспользоваться своим положением в отношении его дочери, — закончил за нее Дастин.
Николь показалось, что она сейчас сгорит со стыда.
— Запомни, Дерби, мне хорошо известно, что такое честь, — произнес Дастин, посмотрев Николь в глаза. — Ты, кажется, сказала, что веришь мне?
— Верю.
— Так вот, я не стану использовать создавшееся положение в угоду своим желаниям. Каких еще заверений ты хочешь от меня?
Николь смущенно потупилась. По-видимому, она зашла слишком далеко в своих притязаниях.
Не дождавшись ответа, Дастин задал другой вопрос:
— Когда твой отец хотел бы со мной встретиться?
— В полдень. Папа говорит, этого времени мне хватит, чтобы завоевать доверие Кинжала.
— Думаю, он прав, — улыбнулся Дастин.
Николь не ответила на его улыбку.
— Дастин, — заговорила она, позабыв о своем обещании не обращаться к нему по имени, — я понимаю, что переступаю границы приличий, но не будешь ли ты любезен сам пройти к отцу? Я боюсь, если он выйдет из коттеджа…
— Правильно, ему не следует выходить, — согласился Дастин, — пока мы не разберемся, кто же нам угрожает. Разумеется, я приду сам.
— Спасибо, — срывающимся голосом сказала Николь. — Я в неоплатном долгу у тебя.
— Почему же в неоплатном? Выиграй дерби, и я буду считать, что вознагражден с лихвой.
— Ты и вправду так считаешь?
— Не считал бы — не говорил, — ответил Дастин. — Хотя искренность мне не присуща, особенно с женщинами.
— Почему же?
— По собственному опыту знаю: женщины предпочитают слышать все что угодно, только не правду.