– Господи! – Лола выглянула из окна. – Его как ветром сдуло.

– Да, такое за ним водится, – согласилась я. – Только подумаешь, что с ним все в порядке, как от него снова несколько недель ни слуху ни духу.

В окно мы увидели, как микроавтобус сорвался с места и исчез за углом.

– Он едва начал приходить в себя, – вздохнула Лола со слезами на глазах.

– Ты сотворила чудеса, – успокоила я ее, обняв одной рукой за плечи. – Ты даже уговорила его принять ванну. Лично меня он никогда не слушает, хоть упросись. У тебя прямо сверхспособности.

– Просто хочу помочь ему.

– Пока он спал, я заглянула в его рюкзак.

– И какие же наркотики он сейчас принимает?

– Не знаю, зато я нашла у него нож. Жуткий такой, с длинным лезвием.

– Господи. Бедняжка! – Лола испуганно прижала руку ко рту.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он чем-то напуган. Думает, что весь мир ополчился против него.

Я сделала глубокий вдох.

– Думаешь, что он когда-нибудь им воспользуется?

– Типун тебе на язык, Элис. – Глаза Лолы стали похожи на блюдца. – Это ведь наш Уилл. Он и мухи не обидит.

Она на секунду положила голову мне на плечо, затем отправилась в ванную. Вскоре по квартире уже разносились аромат масла и – с легкой фальшивинкой – драматические рулады.

На следующее утро лифт ехал ко мне несколько минут. Изнутри он был точно такой же, что и всегда: металлический контейнер, в который, как сардины в консервную банку, могут набиться, стоя плечом к плечу, шесть человек. Урчание кондиционера тотчас напомнило, что задохнуться в нем мне не грозит. Лифты похожи на гробы, но не так уж часто ими становятся. Главное, не паниковать. Чтобы не передумать, я шагнула внутрь. Пол тотчас начал крениться, и в груди предательски шевельнулся ужас.

Советы, которые я пачками раздаю моим пациентам, показались мне смехотворными: отвлекитесь, дышите ровно и спокойно, представьте, что вы в каком-то приятном, безопасном месте. Ни один мне не помог. На восьмом этаже я почувствовала себя космонавтом, засунутым в капсулу, в которой запас кислорода приближается к нулю. Стены издевались надо мной: то надвигались, то отступали, растягиваясь подобно гармошке-концертине.

Я перенеслась в каморку под лестницей, откуда невозможно убежать. Наверху слышны шаги отца, он сейчас прямо надо мной. Ощущение, что потолок вот-вот обрушится на меня. От аварийной кнопки никакой пользы. Если ее нажать, то кабина лифта немедленно встанет и я застряну между этажами. При этой мысли мне захотелось процарапать ногтями металлические стены. К счастью, на шестнадцатом этаже лифт остановился. Медсестра-стажерка с удивлением посмотрела на меня, когда я, отчаянно хватая ртом воздух, едва ли не вывалилась наружу.

– С вами все в порядке? – испуганно поинтересовалась она. – Может, вы присядете?

Я натужно улыбнулась. Чувствуя, что ноги не держат, поспешила скрыться в туалете. Не успела закрыть за собой дверь, как меня охватила безудержная дрожь и желание разнести все к чертовой матери. Постепенно дыхание пришло в норму. Синдром. Страх замкнутого пространства, страх собственной беспомощности. И я не одна такая. Многие люди постоянно борются с клаустрофобией.

После шести сеансов психотерапии они снова начинают ездить в метро, садятся в переполненные автобусы, пробиваются сквозь толкотню гипермаркетов. Я же до сих пор не могу избавиться от страха, а моя беспомощность лишь усугубляется. Перестала ездить в общественном транспорте в часы пик, избегаю торговых центров и общественных мест с их вечными толпами.

Увидев свое отражение в зеркале, я кисло улыбнулась. Хотелось вновь почувствовать себя нормальным человеком, а не невротичкой, одолеваемой иррациональными страхами.

Я отправилась в палату, где меня уже ждала одетая Лора Уоллис. На истощенном лице глаза ее казались просто огромными. Пока изучала историю болезни, она пристально наблюдала за мной как за потенциальной опасностью.

– Ты хорошо выглядишь, Лора. Если так дело пойдет и дальше, через несколько недель тебя отпустят домой.

– Надеюсь, вы не станете грузить меня вопросами?

Ее голос являл собой смесь неприязни и страха.

– Не сегодня, – улыбнулась я. – Сейчас мы с тобой немного прогуляемся.

– И куда мы пойдем? – спросила Лора, как старуха шаркая ногами. Впрочем, лицо у нее тоже почти старушечье.

– Недалеко. Ты не против разок пройтись по этажу?

Она ничего не ответила. Каждые несколько шагов останавливалась, чтобы перевести дыхание. Но затем разговорилась, как это обычно бывает. Есть в движении что-то такое, что высвобождает мысли, что заставляет людей высказать накопившееся. Свою историю Лора будто выдавливала из себя, по паре предложений. Рассказывала о том, как ее дразнили в школе, об удушающей любви матери, о журналах с фотографиями вечно юных и стройных фотомоделей.

Не знаю почему, но я прониклась к ней симпатией. Наверное, привлекло ее упрямство и то, как она изо всех сил пыталась подавить в себе страх. Когда мы повернули обратно в палату, Лора уже опиралась на мою руку, этакий странный гибрид древней старухи и ребенка. Когда она снова легла, я накрыла ей ноги и села на край постели.

– Вы ведь придете завтра? – спросила она. Мне показалось, что в ее глазах блеснули слезинки.

– Конечно, приду. – На секунду я прикоснулась к руке Лоры. Удивительно, но она ее не отдернула.

* * *

Когда вернулась, возле двери меня уже ждали. Я сразу поняла, кто это. В светло-сером костюме он походил на огромный валун, упавший посреди коридора. Старший инспектор Бернс собственной персоной. Мой гость, кряхтя, поднялся со стула и протянул руку:

– Извините, Элис, что беспокою вас на работе.

– Ничего страшного. У меня есть несколько свободных минут до приема следующего пациента.

– Я подумал, вам будет интересно узнать, что у нас нового.

Бернс сел напротив. Его проницательные глазки моментально изучили интерьер моего кабинета. Интересно, как ему абстрактный пейзаж, подарок одного бывшего пациента, или чахлый кустик монстеры, который отчаянно пытается выжить в тесном горшке?

– Так как идет расследование? – поинтересовалась я.

– Со скрипом, – вздохнул Бернс. – Официально сообщаем, что изучаем все возможные версии.

– Но без особых успехов?

– Полная задница, если честно. Вскрытие подтвердило то, что мы и без того знали. Прежде чем убить, ее морили голодом. Пролежни на спине – верный признак того, что ее держали где-то в тесном месте, где нельзя даже выпрямиться во весь рост. Кстати, как и жертв Бенсонов.

Я на секунду закрыла глаза.

– Он держал ее в ящике.