- Еще одно, доктор. Вы говорили о женщинах. Зачем вы мне это сказали? Может быть, я вас задерживаю?

- Нет. Не задерживаете. Зачем сказал? Каких близких может иметь человек, Брегг? Родителей. Детей. Друзей. Женщин. Родителей или детей у вас нет. Друзей у вас быть не может.

- Почему?

- Я не имею в виду ваших товарищей, хотя не знаю, захотите ли вы все время оставаться с ними, вспоминать...

- О небо, с какой стати! Ни за что!

- Ну вот! Вы знаете две эпохи. В одной вы провели молодость, а другую познаете теперь. Если добавить эти десять лет, ваш опыт несравним с опытом любого вашего ровесника. Значит, они не могут быть вашими равноправными партнерами. Что же, среди стариков вам жить, что ли? Остаются женщины, Брегг. Только женщины.

- Скорее одна женщина, - буркнул я.

- Насчет одной теперь трудно.

- Как это?

- Мы живем в эпоху благосостояния. В переводе на язык эротических проблем это означает - беспощадность. Ни любовь, ни женщину нельзя приобрести за деньги. Материальные факторы исчезли.

- И это вы называете беспощадностью, доктор?

- Да. Вы, наверно, думаете - раз я заговорил о купле любви, - что речь идет о проституции, скрытой или явной. Нет. Это уже очень давняя история. Раньше женщину привлекал успех. Мужчина импонировал ей своим заработком, профессиональным мастерством, положением в обществе. В равноправном обществе все это не существует. За редкими исключениями. Если б вы, например, были реалистом...

- Я реалист. Он усмехнулся.

- Это слово теперь имеет иное значение. Так называется актер, выступающий в реале. Вы уже были в реале?

- Нет.

- Посмотрите парочку мелодрам, и вы поймете, в чем заключаются нынешние критерии эротического выбора. Самое важное - молодость. Потому-то все так борются за нее. Морщины, седина, особенно преждевременная, вызывают почти такие же чувства, как в давние времена проказа...

- Почему?

- Вам это трудно понять. Но аргументы здравого смысла бессильны против господствующих обычаев. Вы все еще не отдаете себе отчета в том, как много факторов, игравших раньше решающую роль в эротической сфере, исчезло. Природа не терпит пустоты: их должны были заменить другие. Возьмите хотя бы то, с чем вы настолько сжились, что перестали даже замечать исключительность этого явления, - риск. Его теперь не существует, Брегг. Мужчина не может понравиться женщине бравадой, рискованными поступками, а ведь литература, искусство, вся культура целыми веками черпала из этого источника: любовь перед лицом смерти. Орфей спускался в страну мертвых за Эвридикой. Отелло убил из любви. Трагедия Ромео и Джульетты... Теперь нет уже трагедий. Нет даже шансов на их существование. Мы ликвидировали ад страстей, и тогда оказалось, что вместе с ним исчез и рай. Все теперь тепленькое, Брегг.

- Тепленькое?..

- Да. Знаете, что делают даже самые несчастные влюбленные? Ведут себя разумно. Никаких вспышек, никакого соперничества...

- Вы... хотите сказать, что все это... исчезло? - спросил я. Впервые я ощутил какой-то суеверный страх перед этим миром.

Старик молчал.

- Доктор, это невозможно. Как же так... неужели?

- Да. Именно так. И вы должны принять это, Брегг, как воздух, как воду. Я говорил вам, что насчет одной женщины трудно. На всю жизнь почти невозможно. Средняя продолжительность связей - около семи лет. Это все же прогресс. Полвека назад она равнялась едва четырем...

- Я не хочу вас больше задерживать, доктор. Что же вы мне посоветуете?

- То, о чем я уже говорил, - восстановление первоначального цвета волос... это звучит банально, понимаю. Но это важно. Мне стыдно давать вам такой совет. Не за себя. Но что же я...

- Я благодарен вам. Серьезно. Последнее. Скажите... как я выгляжу... на улице? В глазах прохожих? Что во мне такого?

- Вы иной, Брегг. Во-первых, ваши размеры. Это какая-то "Илиада". Исчезнувшие пропорции... это даже может быть некоторым шансом, но вы ведь знаете судьбу тех, которые слишком выделяются.

- Знаю.

- Вы немного великоваты... таких я не помню даже смолоду. Сейчас вы выглядите как человек очень высокий и отвратительно одетый, но это не костюм виноват - просто вы такой уж неслыханно мускулистый. До полета тоже?

- Нет, доктор. Это все те же два g, я вам говорил.

- Возможно.

- Семь лет. Семь лет двойного ускорения. Конечно, все мускулы должны были увеличиться, брюшные, дыхательные, я знаю, как выглядит моя шея. Но иначе я бы задохнулся, как мышь. Мускулы работали, даже когда я спал. Даже во время гибернации. Все весило в два раза больше. Это все поэтому.

- Другие тоже?.. Простите, что я спрашиваю, но это уж во мне заговорил врач... Видите ли, еще не было такой длительной экспедиции...

- Я знаю. Другие? Олаф почти такой же, как я. Наверно, это зависит от скелета, я всегда был ширококостный. Ардер был выше меня. Больше двух. Да, Ардер... О чем это я говорил? Другие? Я ведь был самый молодой и поэтому легче всех адаптировался. По крайней мере Вентури так утверждал... Вы знаете работы Янссенна?

- Янссенна? Это же наша классика, Брегг...

- Вот как? Смешно, это был такой подвижный маленький доктор... Знаете, я выдержал у него однажды семьдесят девять g в течение полутора секунд...

- Что?

Я улыбнулся.

- Это даже удостоверено. Но это было сто тридцать лет назад. Сейчас для меня и сорок слишком много.

- Брегг, да ведь сейчас никто и двадцати не выдержит!

- Почему? Неужели из-за этой бетризации? Он молчал. Мне показалось, что он знает что-то такое, о чем не хочет мне сказать. Я встал.

- Брегг, - сказал он, - уж если мы об этом заговорили: будьте осторожны.

- В чем?

- Остерегайтесь себя и других. Прогресс никогда не доставался даром. Мы избавились от тысяч и тысяч опасностей, конфликтов, но за это пришлось платить. Общество стало мягче, а вы бываете... можете быть... слишком жестоким. Вы понимаете?

- Понимаю, - ответил я, вспоминая о том человеке, который смеялся в ресторане и замолчал, когда я к нему подошел.

- Доктор, - сказал я вдруг, - знаете... я встретил ночью льва. Даже двух. Почему они на меня не напали?

- Теперь нет хищников, Брегг... бетризация... Вы встретили его ночью? И что же вы сделали?

- Я его чесал под подбородком, - сказал я и показал как. - Но насчет "Илиады", доктор, это преувеличение. Я здорово испугался. Что я вам должен?

- Даже не вспоминайте об этом. И если вы когда-нибудь захотите...

- Благодарю вас.