Возле кровати стояли матушкины башмаки. Это были добротные крепкие башмаки, они бы могли ещё послужить кому-то… И матушка не любила, когда что-то полезное пропадало зря. Но Тиффани и помыслить не могла носить её башмаки. Ей и без них-то наверняка вскоре придётся узнать, как непросто идти по стопам матушки. Она сглотнула. И решила, что найдёт башмакам новую хозяйку. А пока аккуратно задвинула их под кровать, с глаз долой.

Ещё оставался огород и грядки с травами. Тиффани отыскала в кладовке пару толстых перчаток — не стоит соваться к матушкиным травам с голыми руками, если вы с ними не знакомы. Матушка доставала, выменивала и получала в подарок растения со всего мира. У неё в саду росли и винтошпинат, и шелковица, и Джинни Бигудь, и завихрён, и хохотук, и перекрот, и отравалериана, и ромашка-неваляшка, и львиный зад. Здесь был кустик клюкалки по соседству с Джеком-из-сеней и очень деятельная девичья отложка. Тиффани понятия не имела, как действуют эти травы. Надо будет спросить нянюшку Ягг. Или Маграт Чесногк, которая, как и её муж, король Веренс, пылко верила в силу трав[20]. Хотя Маграт, в отличие от мужа, умела отличить Тони-занозу от переменного корня.

Быть ведьмой всегда нелегко. О, полёты на метле, это, конечно, прекрасно, но, чтобы быть ведьмой, надо мыслить здраво, порой до боли здраво. Ведьма имеет дело с тем, что есть, а не с тем, чего хотят люди. А сейчас то, что есть, внезапно заявило о себе громким мяуканьем и потёрлось головой о ноги Тиффани. Эй потребовала еды. Но когда Тиффани поставила ей на кухне полную миску, кошка сделала вид, будто её не заметила.

Тиффани вышла на улицу, накормила кур, выпустила коз пастись, перемолвилась словечком с пчёлами, а потом подумала: «Я своё дело сделала. В доме ни пятнышка, пчёлы довольны, и даже в уборной чисто. Если нянюшка согласится иногда заглядывать, чтобы покормить животных и приглядеть за Эй, я смогу на несколько дней вернуться домой».

Путь домой, в Меловые холмы, вышел долгим, печальным и очень мокрым, потому что с неба лило как из ведра[21]. Тиффани направилась прямиком к дому Милли Робинсон. Фигли в своей обычной манере расселись позади неё, под ней, а некоторые и прямо на ней, цепляясь за что попало.

Мальчишки-близнецы были сытые и довольные, а вот девочка, маленькая Тиффани, — нет. К сожалению, Тиффани-ведьме часто приходилось видеть такое, особенно если мать не очень умна или её собственная мамаша настаивает, что главное — накормить мальчиков. Вот почему сразу после рождения малышки Тиффани нашептала ей на ухо заклинание. Это была простейшая следящая магия, позволяющая узнать, не случилась ли с девочкой беда. Просто на всякий случай, говорила себе тогда Тиффани.

Кричать и отчитывать молодую мать не было никакого смысла, поэтому Тиффани отвела её в сторонку и сказала:

— Милли, послушай! Конечно, очень важно, чтобы твои мальчики выросли сильными и крепкими, но моя мама всегда говорила: «Сын остаётся твоим сыном, пока не возьмёт себе жену, а дочь остаётся дочерью до конца жизни». И мне кажется, она права. Ты ведь до сих пор помогаешь своей маме, верно? А она помогает тебе. Так что было бы правильно, если бы ты кормила малышку на равных с мальчиками. Пожалуйста.

А потом, поскольку в комплекте с пряником — в данном случае с молоком — обычно идёт и кнут, она выпрямилась, строго посмотрела на Милли из-под остроконечной шляпы, которая делала Тиффани старше и мудрее, и добавила:

— Я буду приглядывать, чтобы с ней ничего плохого не случилось.

Она уже давно поняла, что капелька угрозы никогда не помешает. Кроме того, Тиффани и правда собиралась присматривать за малышкой.

Тиффани хотела поговорить ещё кое с кем — напоследок, чтобы больше уже ни с кем не говорить до утра. Дождь полил ещё сильнее, когда её метла снизилась у кургана пикстов и Фигли посыпались с неё, как горох. Туп Вулли умудрился совершить редкостно неудачную посадку, воткнувшись головой в колючий куст утёсника. Ватага юных Фиглей с гиканьем побежала его вызволять.

Возле входа, замаскированного под кроличью нору, болталась пара старших сыновей Явора. Они были тощими, даже по фиглевским меркам, и у них только-только начинали пробиваться бороды. Оба носили споги на длинных ремнях, так что те хлопали их по ногам, а килты сидели низко на бёдрах, и Тиффани с изумлением увидела над килтами ремни штанов, сшитых из крашеного полотна. Штаны? У Фиглей? Да уж, и впрямь наступают новые времена.

— А ну кыкс килты поддёрнули, — буркнул Явор Заядло, когда они с Тиффани протолкались мимо молодёжи в нору.

Кельда была в своих покоях в окружении Фиглей-младенцев, которые барахтались на полу, застеленном шкурами ушедших на иные пастбища овец.

И первыми словами кельды были:

— Я знаю… — Она вздохнула и добавила: — Это горе для меня, но таков черёд вещей. — Тут она улыбнулась, в уголках глаз собрались морщинки: — Однако ж мне счастье видеть тебя заглавной ведьмой, Тиффан.

— Э… спасибо, — проговорила Тиффани.

«Откуда Джинни узнала?» — удивилась было она.

Но тут же вспомнила, что у кельд есть таинствия, чтобы видеть прошлое, настоящее и будущее. Кельды бережно хранят свои секреты, передавая их от матери к дочери.

А ещё Тиффани знала, что пусть Джинни и крохотная, но хранить секреты она умеет. Поэтому теперь Тиффани, помявшись, призналась:

— Джинни, я думаю, мне ни за что не стать такой, как она.

— Да ну? — резко сказала кельда. — А что ж, по-твойму, сказанула млада Эсме Ветровоск, когда оно ей досталось, это дело? Думаешь, она сказанула: «Ну не, это не по мне, я недотягиваюсь?» — Мудрая маленькая пикста смотрела на Тиффани так, будто та была любопытным образцом — редким растением, например. Потом она понизила голос и добавила уже мягче: — Я знаю, ты бушь хорошей заглавой.

— Ну, скорее первой среди равных, чем главой, — поправила Тиффани. — По крайней мере, остальные ведьмы наверняка так думают…

Она умолкла, невысказанные сомнения повисли в воздухе.

— От оно как? — переспросила кельда. Она помолчала, потом мягко сказала: — Однажды ты поцеловала духса зимы и отправила его восвояси, ах-ха. Но я знаю, что вскорости тебе предстоит кой-что потрудней. В небах грядут перемены, и ты бушь нужна тут. — Она пристально посмотрела на Тиффани и добавила ещё более мрачным тоном: — Берегайсь, Тир-вар-фойн: наступает время перехода. Хозяйки Ветровоск больше нет, а на её месте сталась… дыра. И сыщутся те, кто её углядит. Надо стерегать врата, надо самим стеречься. Ибо те, об ком ты и знать не хотишь, могут рыщить по твою душу.