Невыносимо тянет обратно в лагерь. С тем же успехом могу помечтать о возвращении на родину, или о полете на Луну.

– Наши уходят, – сообщает Долгушин, и «крокодилы» проносятся над нами в последний раз.

Идти дальше той же дорогой бессмысленно. Мне уже ясно, что мы обманулись. Зову к себе офицеров, и показываю карту.

– Надо сворачивать. Мне кажется, наиболее вероятное место – вот этот ручей. Туда и пойдем.

Возражений нет. Все уже поняли, что тянем пустышку, зря теряя время. Лишь Бандаев бросает красноречивый взгляд в сторону авианаводчика, словно говоря, не летуны вы, а Сусанины.

Теперь двигаемся в сторону и назад с расчетом выйти к тому месту, где ущелье с ручейком проходит ближе всего к месту боя. Конечно, насколько возможно в данных условиях. Прямых путей в горах нет.

А солнце клонится все ниже, и скоро небо украсится звездами, как всегда в горах, яркими и зовущими…

23

Небольшой костер в ложбинке дает уют. Ни с какой стороны его не видно, и лишь мы сидим у уютного огня. Неподалеку у других костров сидят уставшие солдаты. Другие залегли в дозорах, обеспечивая безопасность своих товарищей.

До ручья мы так и не дошли. Искать кого-то в темноте на незнакомой местности – занятие, весьма близкое к безнадежному, и потому рота устроилась на привал до утра.

Сидим, пьем чай, наслаждаясь ночным покоем и отдыхом.

– Если они такие развитые, откуда столько заброшенных земель? – в который раз спрашивает Птичкин. – Словно мы не проходили никаких Врат.

– Не проходили! – хмыкает Долгушин. – Да там, по сравнению со здесь заселено все. А тут летишь, а вокруг – никого и ничего. Лишь какие-то развалины мелькают иногда внизу.

Я ставлю рядом с собой недопитую кружку и извлекаю пачку «Ростова». Сигаретный дым невесомой струей поднимается к глубокому бездонному небу.

– Многие футурологи у нас представляли будущее именно так – все люди живут в гигантских мегаполисах. Были раньше статьи в «Технике – молодежи», – в детстве я постоянно читал этот журнал, и теперь делюсь с подчиненными почерпнутыми оттуда знаниями. – Уже сейчас в развитых странах процент городского населения высок, а что же будет в будущем?

– Но будет же кто-то обрабатывать поля, растить скот. Кушать хочется всегда, – замечает Тенсино.

– Автоматы. В принципе, любые физические работы могут выполнять роботы. Или есть еще вариант – продукты будут получать искусственным путем. Всякие синтезаторы, фабрики. Так можно прокормить гораздо больше народа.

– Пусть сами жрут свое искусственное. Да? – с чувством выдает Бандаев.

Сейчас он особенно похож на типичного кавказца, какими принято изображать их в анекдотах.

– Какая разница, гуляет мясо в виде баранов, или растет в специальном чане? – примирительно говорю я под общие смешки.

Бандаев темпераментно пытается возразить. Слов у него не хватает. Большинство тут же встает на мою сторону. Развитие цивилизации как бы само предполагает постепенный переход на новые технологии даже в питании. Другое дело, насколько мы действительно хотим дожить до этих дней?

– И вот тогда будет решена очередная продовольственная программа нашей партии, – посмеивается Тенсино.

Птичкин посапывает в ответ. Не сказать, будто он фанатично предан идеалам, и все-таки его несколько шокируют насмешки над тем, что объявлено в стране святым.

– Ладно, города-миллионеры я понимаю, – Долгушин подливает себе чая, и в ожидании пока чуть остынет, закуривает. – Но где обещанные сады кругом? Камни, пески… Где управление климатом, сплошная зелень, курорты, зоны отдыха?

Я лишь пожимаю плечами.

– Может, где и есть. Нас же боятся посвятить во все тонкости здешнего мироздания.

– А полеты в космос? – продолжает Долгушин.

– Дались тебе полеты! – подает голос Колокольцев.

– Между прочим, а это что по-вашему? – я показываю на ту часть неба, на котором нет звезд. Лишь сплошная тьма.

– В самом деле, что? – Колокольцев смотрит на меня так, будто я обязан знать ответы на все вопросы.

– Не знаю, но впечатление такое, словно там какое-то гигантское искусственное сооружение.

– Опять искусство! – восклицает Бандаев. – Сколько можно?

– Сколько нужно, – я достаю очередную сигарету. – Скажем, солнечные батареи, получающие энергию прямо от солнца и затем передающие ее на землю.

Долгушину идея явно нравится. Летуны вообще чуть лучше образованы и поневоле ближе к технике, чем обычная пехота. Хотя, артиллеристы, пожалуй, дадут им фору в качестве математиков.

– Кстати, почему бы не предположить, что где-то здесь находится космодром? У нас ведь тоже в районе Байконура никто не сажает садов, – вставляет Долгушин. – Тогда все эти пески да камни вполне объяснимы.

– Меня больше интересует другое, – говорит Колокольцев. – Раз местные такие-сякие, то почему гоняться за бандитами должны мы? Они что, сами не в состоянии? Представьте, если бы у нас, в России, вдруг объявились бы банды из другого мира. Мы что? Просили бы помощи?

– Обленились, – степенно объясняет Лобов. – Долгая спокойная жизнь не располагает ко всяким трудностям и опасностям. А тут появились какие-то дикари, готовые отработать обещанные подачки, вот нас и подключили.

– Да вы что? – возмущается Птичкин. – Люди будущего гармоничны и всесторонне развиты. Это же… – он не находит слов, какие они хорошие и прекрасные, и заходит с другого конца. – У них просто давно войн никаких нет. Это же коммунизм! Царство разума и гуманизма! Всеобщий мир и процветание в масштабах всей планеты. Это у нас противостояние двух систем, армии, а тут – счастливая жизнь.

Он пытается шпарить дальше как по читанному. Благо, всяких источников в училище прочитал гораздо больше нашего. На мой взгляд, научный коммунизм ничем не лучше научной астрологии или научного спиритизма.

Тенсино демонстративно лезет в спальный мешок.

Костер окончательно прогорел. Лишь редкие угли кое-как освещают собравшихся офицеров.

– Пойду, проверю посты, – я подбираю лежащий под рукой автомат, машинально провожу рукой по разгрузке, на месте ли запасные магазины, и встаю.

– Я сам, – подскакивает Колокольцев.

Сейчас его очередь дежурить.

– Так пошли, – соглашаюсь я.

Не то чтобы я не доверял своим взводным, но все-таки предпочитаю убедиться во всем самому. Я командир, с меня и спросится.

24

Ручей журчит внизу. Даже может не ручеек, а небольшая речка. Глубина небольшая, в сапогах перейдешь запросто, причем – не прыгая по разбросанным там и сям скользким от воды камням. А вот добраться до него трудновато. Вода не то проложила путь, не то воспользовалась готовым, по небольшому ущелью с весьма отвесными краями, и еще надо найти удобный спуск, чтобы не загреметь со всем навьюченным на нас снаряжением.