Дальнейший путь военного разведчика до самого Осло прошел гладко.

Ну а днями позже документ из Будё изучался военными экспертами в Генштабе. Его анализ позволил советскому военному руководству более точно определить главные направления и приоритетные цели удара натовских военно-морских и военно-воздушных сил на севере. А значит, и укрепить оборону страны именно там, где планировались массированные удары противника.

1956 год, казалось, не предвещал никаких неожиданностей в работе Иванова. И слава богу. Кому они нужны? Завербованные советским военным разведчиком агенты в штабе норвежских ВМС обеспечивали постоянный приток важной для Центра информации. Евгений Михайлович делал все необходимое, чтобы устоявшийся порядок работы не был нарушен.

Но 4 июня 1956 года «Нью-Йорк таймс» опубликовала полный текст секретного доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС о культе личности Сталина, а радиоголоса разнесли его содержание по всему свету. Страны мира и, в первую очередь, государства Восточной Европы, сателлиты СССР, были повергнуты в идеологический хаос. В конце июня начались волнения рабочих в Познани, затем в Венгрии…

Тихим июньским утром 56-го года Евгений Михайлович Иванов, выйдя из своего дома в Осло, обнаружил, что его «Понтиак», припаркованный неподалеку, был замазан красной краской. Выхлопная труба была забита каким-то мусором, и Иванову стоило немалого труда завести автомобиль и добраться до посольства. У его ворот стояла толпа демонстрантов. На развернутых плакатах пестрели антисоветские лозунги. Кто-то скандировал: «Позор!», «Палачей к ответу!»

Иванов поставил свой «Понтиак» в посольский гараж, чтобы вместе с механиком отрегулировать зажигание, которое неожиданно стало барахлить, отчистить машину от краски, привести ее в порядок. В конце недели капитан-лейтенанту предстояла поездка на север страны, и он должен был быть уверен, что старина «Понтиак» его не подведет.

Привычный ход дел в тот день оказался нарушен. Норвежцы, узнавшие накануне из сообщений радио и газет о секретном докладе Никиты Хрущева, не могли молчать. С тех пор многие беседы с друзьями и просто деловыми партнерами в различных уголках этой северной страны Евгению Иванову приходилось начинать с ответов на один и тот же непростой для него вопрос: «Неужели то, что сказано в докладе Хрущева, — правда? Разве это возможно?!» Более сложной темы для советского разведчика в том памятном 56-м году поистине трудно было придумать.

Женя сидел в салоне машины и изучал карту дорог севера Норвегии. Механик копался с жиклером под капотом автомобиля. В гараж вошли двое незнакомых ему мужчин, и Иванов вышел из своего «Понтиака», чтобы поздороваться.

— Евгений Беляков, второй секретарь посольства, — сказал ему интересный молодой мужчина под два метра ростом и с косой саженью в плечах.

— О, тезка! — обрадовался Женя. — Очень рад, приятель. Будем знакомы. Я — Евгений Иванов. Работаю заместителем военно-морского атташе.

Капитан-лейтенант широко улыбнулся Белякову и протянул ему руку. Ощутив на своей ладони силу рукопожатия своего нового знакомого, Евгений Михайлович спросил:

— В волейбол случайно не играете? Нам в команду центровой нужен. Такой гигант, вроде вас, подошел бы.

— Можно и в волейбол, если сыграемся. А сейчас спешу. Извините. Вечерком поговорим, — сказал он.

Сопровождавший Белякова человек не стал утруждать себя расшаркиванием с Ивановым. Он, не оглядываясь, быстро прошел мимо и сел за руль посольского «Линкольна». Евгений Михайлович проводил его недовольным взглядом. Беляков расположился позади водителя. Лег на пол у заднего сиденья, едва уместив свое могучее тело в проходе между рядами, и накрылся пледом.

Такая картина заинтриговала Иванова.

«”Соседи”, наверное, — подумал он. — Должно быть, едут на конспиративную встречу».

«Соседями» на жаргоне военных разведчиков именовали сотрудников Комитета государственной безопасности.

— «Пятый», я — «Первый». Как слышите меня? Прием, — передал по рации водитель «Линкольна».

— «Первый», я — «Пятый». Слышу вас хорошо, — раздалось в ответ по громкой связи.

«Первый» — это, видимо, резидент, подумал Иванов. В Осло совсем недавно прибыл новый руководитель с Лубянки на замену отозванному начальнику. Женя знал его имя — генерал Дубенский. Евгений Михайлович был в курсе смены руководства в резидентуре Комитета государственной безопасности в Осло.

Генерал Дубенский, увидев стоявшего неподалеку Евгения Иванова, выключил громкоговоритель, закрыл дверь «Линкольна» и передал по связи:

— «Пятый», я «Первый». Выхожу на маршрут. Принимайте. Как поняли меня?

«Линкольн», взвизгнув тормозами, выехал из гаража, быстро миновал ворота посольства и, повернув направо, устремился вперед заданным маршрутом.

Так летом 56-го в Осло познакомились два Евгения. Вечером того же дня они уже играли вместе в волейбол. Центральный нападающий из новичка получился великолепный. Беляков забивал мячи, точно гвозди в площадку заколачивал. Иванов старался не отставать как разыгрывающий. Новый дуэт приносил львиную долю набранных командой очков. Сборная советского посольства стала грозой для многих любительских команд норвежской столицы.

Увлечение волейболом свело Иванова с человеком, который стал для него и коллегой, и другом. Оба Евгения были советскими разведчиками, но разных спецслужб — Иванов трудился на ГРУ, а Беляков — на первый главк КГБ, то есть на службу внешней разведки. Они пришлись друг другу по душе. Оба ценили прямоту, честность, крепкий мужской характер. Нередко тезки семьями проводили вместе свободное время. Ходили летом на рыбалку. И, конечно же, посещали знаменитые местные лыжные трассы и катки. Как без этого? Ведь Норвегия — родина лыж и коньков.

Забегая вперед, замечу, что двум Евгениям довелось вместе поработать не только в Норвегии, но и, спустя несколько лет, в Англии. И там они были непобедимы в волейболе. И там они охотно поддерживали друг друга, когда и чем могли. Словом, офицеры-разведчики двух конкурирующих советских спецслужб не расставались ни в Осло, ни в Лондоне, ни позднее в Москве, где снова встретились уже после возвращения из зарубежных командировок на родину.

Еще до отъезда Белякова в Осло руководство поставило перед ним неожиданную и непростую задачу — соблазнить приезжавшую в СССР с визитом супругу главы правительства Норвегии.

В начале 50-х годов Верна Герхардсен возглавляла левое молодежное движение страны. По мнению знавших ее людей, это была незаурядная женщина. Высокий интеллект, широкий кругозор, энциклопедические знания сочетались в ней с природным обаянием и красотой. Она была значительно моложе своего мужа премьер-министра Эйнара Герхардсена, которому шел шестой десяток. И злые языки за кулисами судачили о том, что прежняя романтика в отношениях супругов давно уже отошла на второй план.

В Норвегии Эйнара Герхардсена называли «ландсфадерен» — «отец нации». Его роль в становлении страны как независимого государства действительно трудно переоценить. Бывший дорожный рабочий и коммунист, он стал одним из основателей лейбористской партии Норвегии. В 30-е годы жители Осло избрали его мэром столицы, а во время гитлеровской оккупации он как лидер норвежского сопротивления был арестован и заключен в концлагерь Заксенхаузен. После освобождения Норвегии Эйнар Герхардсен трижды избирался премьер-министром страны. А возглавляемая им лейбористская партия стала самой влиятельной политической силой в стране.