мы одни. Подумайте вот о чём, — я сделала паузу и шебуршания в рядах затихли, — мы пришли в новый мир, и мы здесь меняемся. Человечество меняется, понимаете? Мы, успевшие заматереть там, тащим за собой целый ворох старых привычек, выработанных тысячелетиями стереотипов, но вы, не перешагнувшие ещё порог молодости, вы будете взрослеть здесь, и ваша жизнь приобретёт совсем другие ритмы! Слишком мало времени прошло, чтобы отследить все нюансы, но постарайтесь припомнить: был ли на вашей памяти хотя бы один случай, чтобы рожала женщина биологически младше двадцати семи лет?

Люди начали соображать, оглядываясь друг на друга.

— А я вам скажу! Не было ещё такого случая! Больше того, в этом году самой молодой роженице было уже двадцать девять, и она была единственной такой молодой! Вы понимаете о чём я⁈ — я оглядела напряжённо замерший амфитеатр. — Боги дают нам длинную юность! Не думаю, что впредь мы увидим мамочек моложе тридцати. И это ещё маленький срок для тех, кто собирается жить несколько столетий!

Наступила тишина. Честно, я не думала, что они так расстроятся. Это ж дети. ДЕТИ! Ответственность, душевные вложения…

— И что нам делать? — расстроенно спросил чей-то совсем молодой девчоночий голос. — Все говорят: люди — самый главный ресурс! Чем больше нас, тем сильнее баронство! И я… ещё пятнадцать лет не смогу ничем помочь? Это в лучшем случае…

— Так, стоп! Во-первых, вы сами и есть ценнейший ресурс! Каждый из вас! А во-вторых… — я помедлила, — сейчас я вам скажу одну вещь, которую ещё ни с кем не обсуждала! Главным образом, потому, что она только что пришла мне в голову… — Вова посмотрел на меня с таким выражением лица… типа «та-а-ак, и что на этот раз?» — А теперь по пунктам, следите за мыслью! — как хорошо, когда люди имеют опыт суровых тренировок, тишина установилась, как на плацу во время торжественной встречи генерала. — Каждый из вас знает, что во время перехода люди избавляются от заболеваний. Правильно?

Волны кивков и согласных возгласов были мне ответом.

— Мне достоверно известно, что исчезает и умственная отсталость. В нашей целительской практике описано уже несколько таких случаев. Больше вам скажу. На прошлой неделе зашла семья с ребёнком с синдромом Дауна, — я обвела взглядом притихший амфитеатр. — Так вот нет больше этого синдрома! В первые же дни все признаки отклонений исчезли! Единственное: девочке девять лет, а развитие, соответственно, как у даунёнка, года на три-четыре. Требуется компенсация и пока занятия в группе младше по возрасту. Соображаете, к чему я клоню? Ну?

— Работа с детьми-инвалидами?.. Но всё равно же… Типа помощь? Как волонтёры?

— Теплее, но не то! Думаем ещё, а чтобы легче было, скажите мне: в старом мире куда деваются такие дети, когда вырастают?

Вариантов было не очень много. Аудитория растерялась. Барон скептически подпёр щёку, облокотившись о ручку кресла. Ладно уж, с его скепсисом попозже разберёмся.

— Вот, и никто особо не задумывается. Куда-то эти люди деваются. Кто-то доживает свой век в семье. Не могу сказать, что их родственникам в этом случае особо повезло. Больше похоже на многолетний тяжкий крест. Кто-то в спецлечебницах. У кого состояние получше — в загородных интернатах, типа спецпоселений. Живут, как правило, не очень долго. С возрастом основное заболевание начинает тащить за собой хвост дополнительных. Я вам сразу скажу: общаться с ними тяжело. Даже с теми, кто научился себя самообслуживать. А уж тяжёлые… зрелище не для слабонервных, вот честно. Жуткая картина, и лучше бы большинству из вас этого не видеть. Сильно искажённая оболочка человека, где-то в глубине которой спрятана душа. И её почти не видно.

Да, речь моя произвела несколько удручающее впечатление.

— Я бы хотела начать, как это ни дико звучит, в порядке эксперимента с теми же, например, взрослыми даунами. Или с людьми с не очень глубокой умственной отсталостью. Я не знаю, какова будет реакция на переход. Не будет ли полной дезориентации, паники, агрессии? Не придётся ли переводить этих людей в лечебный сон? Очень много вопросов. Если наблюдения за ремиссией у детей совместить с нашими выводами по стандартному возрастному откату, получается, что возврат к интеллектуально-психической норме произойдёт в период от одной до трёх недель. Это моё предположение. На выходе — внимание! — мы получим физически здорового взрослого(!) человека, имеющего жизненный опыт и уровень развития трёх-пятилетнего ребёнка! И вот здесь мне нужны помощники! Группа, которая сможет взять на себя патронаж, потому что таких людей нельзя оставлять без присмотра. Я не знаю, насколько мы будем успешны, но если всё же получится подарить людям нормальную жизнь, хотя бы с не самым высоким уровнем интеллекта… Я так думаю, что дело это будет угодно богам, — я немного помолчала, собираясь с мыслями. — Это будет не самый лёгкий труд, но если вы хотите реально помочь — жду желающих завтра… давайте сразу после обеда. Что касается усыновлений — три дня на размышление, после чего начинаем принимать прошения.

Я села. Вова смотрел на меня, бровки домиком, что, впрочем, никак не сказалось на его командирском голосе:

— Госпоже баронессе в очередной раз удалось нас удивить! — он откинулся на спинку кресла. — Теперь у нас всех появилась пища для размышлений. Думайте, решайте. На сегодня собрание окончено, все свободны!

МНЕ ХОЧЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. БЫСТРЕЕ!

День тот же (вечер) и ночь следующего, Серый Камень — Иркутский портал и дорога между ними

Кельда

Народ, переговариваясь, поднимался из амфитеатра. Я задумчиво кусала губу.

— Ну ты дала, конечно.

— М? — мыслей было так много, что я не успевала слушать.

— Я говорю, ты серьёзно это хочешь начать?

— Да! — я вскочила с чувством, что меня прямо распирает от нахлынувшей энергии. — Так! Мне нужен Лёня! Поехали к порталу!

— Что, прямо щас? — муж совершенно искренне выпучил глаза. — Там же ночь!

Я забегала вокруг него по сцене, не в силах оставаться на месте:

— Да какая ночь! Пока доедем, почти шесть утра будет! Проснётся один раз пораньше, ничего страшного.

— Погоди, — Вова дождался перигея и поймал меня за руку. — Давай так. Мы сейчас отправим голубя в усадьбу, они позвонят и вызовут Лёньку к семи утра. Всё-таки не шесть, что уж с ума-то сходить…

— Но это!..

— Тихо! — страшным шёпотом перебил меня муж. — Тихо! Не кричи! Что «это»?

— Это же четыре утра! — так же драматически прошептала я.

За эти годы мы уж наловчились пересчитывать соотношение времени туда-сюда. Имелось в виду, что к тому моменту, как в Иркутске наступит семь, у нас уже не полночь, а четыре утра будет.

— Во-о-от! — муж привлёк