Утешимся же сегодня тем, что «Прага» жила долго и не такое, как говорится, видела.

А еще афоризмом знаменитого польского юмориста Ежи Леца: «Одиночества нет. Ведь кто-то же нас подслушивает…»

Ресторан «Метрополь», как и одноименная гостиница, в которой в советские времена размещался еще и двухзальный кинотеатр с таким же названием (до революции он назывался «Театр «Модерн»), безусловно, весь прошлый век оставался одним из самых респектабельных и популярных в столице. Сказать, однако, что главным его достоинством была какая-то особенная кухня, нельзя. Нет, в нем всегда можно было отведать прекрасно приготовленные отечественные и европейские блюда, представленные в большом выборе и разнообразии. Но по эксклюзивности это, конечно, вряд ли могло сравниться, скажем, с тем, что подавалось в располагавшемся когда-то сбоку от него, через Воскресенскую площадь (потом площадь Свердлова, теперь Театральная площадь) знаменитом трактире Тестова.

ВИП-трапезы

Особую статью, разумеется, составляли мероприятия большого государственного значения. Вроде памятного обеда в декабре 1949 года, когда за уставленным кулинарными шедеврами банкетным столом в красном зале «Метрополя» товарищ Сталин лично принимал прибывшего на его 70-летний юбилей Мао Цзэдуна. Вся остальная страна такой гастрономической благодати отродясь не видывала. Сенсационное открытие того, что «народ и партия едины, но только разное едим мы», советских тружеников поджидало далеко впереди. В отличие от Джона Фицджеральда Кеннеди. Эту истину будущий 35-й президент США — а тогда никому не известный в СССР молодой человек, носящий фамилию одного из богатейших кланов Америки, — открыл еще в конце 1930-х, во время своего частного ознакомительного визита в Москву.

Кстати, остановился он тогда тоже не где-нибудь, как раз в «Метрополе». Здесь же и питался.

Под сенью струй

И все же москвичи, особенно принадлежащие к старшему поколению, всегда любили этот ресторан.

Вспоминая «Метрополь» времен своей молодости, я — да и не только я, а и многие его тогдашние посетители — не перестают удивляться, почему казался таким уютным огромный, накрытый сверху стеклянным куполом главный ресторанный зал. Это уже потом, ближе к нашим дням я узнал, что по существовавшей в начале прошлого века традиции перед новогодним балом к нему подвешивали пышные гирлянды цветов и разные аллегорические фигуры. А однажды даже подняли целый дирижабль цеппелин, под брюхом которого развевался флаг с надписью «С новым 1911 годом».

В серединные советские годы под купол ничего не подвешивали. Но зато посредине укрытого его просторной чашей зала по-прежнему как-то умиротворяюще журчал фонтан. Его водяные струи осыпались в бассейн, где вместе с золотыми рыбками легкомысленно плескались их сотоварищи совсем не декоративных, а гастрономических пород.

Глоток свободы в рыбный день

Точно так же, как когда-то в «Яре», всех этих судачков, сазанов, карпов и карасей можно было выбрать и заказать. Минут через пятнадцать официант приносил вашего избранника в сметане, фри или запеченного в картофеле. Я лично, как и многие другие, никогда таким заказом не пользовался. Сначала из принципиальных соображений: не могу — как говаривал почетный завсегдатай этого ресторана, писатель Ю. Нагибин — есть знакомых. А позже — потому что не желал быть лохом. Так как совершенно случайно выведал: на кухне заказанных рыб, которые, как известно, немы и «на лицо едины», на сковороду отнюдь не швыряли. Им там же, в укромном аквариуме-отстойнике срочно предоставляли временный вид на жительство. И ближе к утру, после разъезда простодушных клиентов, возвращали в родной бассейн. На стол же подавали их менее удачливых, давно уже доведенных до «свежезамороженного» состояния коллег.

Насколько я теперь понимаю, тогда это был единственно возможный способ быстро, не покидая исторической родины получить «политическое убежище».

Да и то — доступный лишь живым дублерам прописанных в ресторанном меню блюд.

Срывая цветы удовольствий

Для тех же, кто хоть в какой-то степени «горел свободой» и вместо набивших оскомину трудовых маршей хотел отдохнуть душой под звуки блюза, очень сильной приманкой тогдашнего «Метрополя» была музыкальная программа. Дело в том, что начиная с первых дней своих и многие десятилетия подряд советская пропаганда рьяно предостерегала, что всякая там «легкая музыка» и особенно джаз — это «идеологический яд» и «очень нездоровое увлечение». Однако совершенно впустую! Ибо, как только представлялась возможность, «нездоровому увлечению» с еще большим энтузиазмом предавались даже самые законопослушные. Изгнанный с эстрады и из радиоэфира джаз (а тогда джазом называли любую легкую музыку) перекочевал на импровизированные танцвечера и в рестораны.

Последние, надо заметить, были настоящими островками аполитичности. Власти за ними приглядывали, но не «прихлопывали». Видимо, поджидали, когда «расцветут все цветы». Потому что «срывали» их обычно не сразу, а за общепитовским порогом.

«Качаюсь я, но в стиле блюз…»

На большой эстраде «Метрополя» выступали лучшие джаз-ансамбли с сильными солистами и очень достойным репертуаром. Долгие годы гонения на джаз их присутствие в роскошном зале гостиничного ресторана являлось таким же привычным его атрибутом, как мраморные колонны, фирменные напольные торшеры и дивной красоты хрустальные люстры. В 1930-х годах в «Метрополе» играл чудесный чешский инструментальный коллектив Питера. А в конце 50-х — начале 70-х люди специально приходили «на Леню Геллера». Или на небольшой, но чрезвычайно популярный в те годы ансамбль, в котором играли Александр Ривчун (кларнет, альт и тенор-саксофон), Ян Френкель (скрипка), Леонид Кауфман и Виктор Андреев (фортепиано), Александр Розенвассер (контрабас) и Сергей Седых (ударные). Ансамбль, благодаря которому одно время в «Метрополе» сконцентрировалась московская джазовая жизнь, играл эмоционально, в меру мягко и очень ритмично. Многие музыканты и просто любители приходили в этот ресторан специально для того, чтобы «вживую» послушать мелодии Чарли Паркера или Диззи Гиллеспи.

А все прочие, оказавшись во власти дефицитнейшей тогда «западной музыки», да еще в по-настоящему классном исполнении, просто кейфовали. Двигались при этом как могли, где-то не совсем в стиле блюз, но уже и не вприсядку. Танцевали вокруг бассейна. Освещение менялось — серебристое, оранжевое, рубиновое, синее… Соответственно окрашивалась вода в садке и фонтанные струи. Это было так красиво, так непреодолимо подхватывало и уносило из сероватой соцдействительности, что некоторые, увлекшись, наезжали на невысокий бордюр искусственного водоема. И вместе с дамой опрокидывались в фонтан. Рыбки при этом бешено метались по сторонам, а вытесненные излишки воды растекались по паркету…