Возвращенный этим вопросом к материям более приземленным, старик в явном замешательстве поскреб голову.

– Ну, сир Ги, – сказал он после минутного размышления, – мы заколем свинью. Стоит вам знать, – прибавил он в виде объяснения, – что после вашего отъезда я с особым рвением занялся разведением только этих животных, которые не стоят мне ничего, ибо в лесу много желудей, и свиньи очень размножились. Я перестал возиться с коровами и курами, которые едят много, а приносят мало. К тому же я их продал два года назад, чтобы послать вам денег в Святую Землю.

– Хорошо, хорошо, мой добрый Онфруа, – улыбаясь, сказал Куси. – Мы не разборчивы. Мы просим только дать нам поужинать.

Пройдя через внутренний двор, Куси вошел в главную залу замка, двери которой распахнулись перед ним.

Калор, исполнявший у сенешала роль подсобного рабочего, побежал вперед зажечь факел, потому что приближалась ночь, и огромная комната, едва освещенная узкими окнами, была темна. И дрожащего света единственного факела не хватало, чтобы разогнать темноту. Он едва позволял различать потускневшее и заржавленное оружие, развешанное на стене, да пять или шесть слуг, которых привело сюда любопытство, которые стояли на конце залы неподвижно и безмолвно и казались в этом необычайном свете готовыми исчезнуть призраками. Испуганные летучие мыши улетели, хлопая крыльями по старым знаменам, висевшим на сводах, и шум шагов рыцаря пробудил в соседних залах и коридорах продолжительное эхо, которое казалось голосом уединения, жаловавшимся на нарушенный покой.

Куси, войдя в сырую и мрачную залу, почувствовал в сердце ледяной холод.

– Не говори теперь со мной, мой добрый Онфруа, – сказал он старому сенешалу, который хотел опять приняться за свою болтовню, – я не расположен разговаривать. Но вели развести огонь в этом камине: здесь холодно, как в январе, и принеси мне мою библиотеку. Я почитаю какой-нибудь пергамент в ожидании ужина. Ступай, говорю тебе, и не заставляй меня ждать.

Старик повиновался, а Куси, сев в кресло, где сидели его предки, верша суд, предался размышлениям еще более мрачным, чем мысли, занимавшие его во время путешествия.

Между тем Калор бросил в камин огромные дубовые поленья, которые вязанка сухих ветвей скоро превратила в пылающий костер, и пока свита рыцаря занималась лошадьми в конюшнях, Онфруа, радуясь, что может услужить своему господину, поставил возле огня бутылку старого вина, а на скамью – библиотеку. Эта библиотека состояла из деревянной шкатулки небольшого размера, в которой лежало несколько пыльных рукописей.

Куси, будучи человеком грамотным, потому что его готовили к духовному званию, пока смерть старшего брата не превратила его в наследника имения, отпер шкатулку и вынул оттуда первый свиток, попавшийся под руку.

Это был наивный рассказ о турнирах и сражениях, и потому ли, что это чтение скоро его заинтересовало, или пламя камина весело освещавшее залу, рассеяло грусть, которую он прежде чувствовал, только когда Куси отозвался на приглашение старика Онфруа, деловито суетившегося около стола, и встал ужинать, все следы его меланхолии исчезли.

В эту минуту у ворот замка раздался звук рога.

– Отопри ворота и посмотри, кто к нам едет, – сказал Куси с удивлением. – Час для визитов слишком поздний.

– Ради бога, сир Ги, не приказывайте отпирать! – вскричал старый сенешал, побледнев. – Вы не знаете, какому риску это может подвергнуть нас. Все соседние бароны прогнали разбойников со своих земель на ваши под предлогом, что это свободная земля, и в соседних лесах их больше двух тысяч. Будьте осторожны, мой любезный господин, умоляю вас.

– Если так, – сказал Куси с усмешкой, – как ты можешь посылать в лес свиней, о которых мне говорил?

– Я… условился… – отвечал старик, колеблясь, как будто опасался последствий своего ответа, – с атаманом разбойников, что если он пощадит моих свиней и никогда не покажется в виду замка, то я каждый месяц буду ему платить дань в две жирных свиньи.

– Дань! – вскричал Куси, ударив по столу кулаком. – Дань атаману разбойников?!

Потом, вдруг преодолев свой гнев и печально покачав головой, он прибавил:

– Ах, мой бедный Онфруа, до какой степени унижения мы дошли, если сенешал рода Куси принужден, даже в его отсутствие, платить дань разбойникам! Но ты говорил о слугах, когда я приехал: сколько у тебя остается?

– Девять, сир Ги, не считая трех стариков. Но моя рука потеряла силу, а Калор, хотя человек свободный, никогда не носил оружия.

– Сколько вассалов обязаны доставлять нам по одному человеку? – продолжал Куси.

Он вдруг замолчал, услышав звук рога во второй раз.

– Отворите ворота, – сказал он Калору. – Хотелось бы видеть разбойника такого смелого, который ступил бы ногой в эту залу, когда сир де Куси может защищать свой дом. Так сколько вассалов, Онфруа?

– Пять, сир Ги, – отвечал старик, бросая тревожный взгляд на дверь залы, которую Калор оставил отворенной. – И то они обязаны только в военное время служить сорок дней.

– А теперь, Онфруа, – сказал молодой рыцарь стоявший на пороге в такой спокойной и гордой позе, как будто был окружен многочисленной свитой, – отчего ты боишься этих разбойников, если платишь им дань?

– Оттого, что я не заплатил ее в прошлом месяце, сир Ги. В Маньи пришел гарнизон королевских солдат, а так как они могут в городе услышать звук нашего набата… Посмотрите, сир Ги, вот они въезжают на двор с факелами! Что я вам говорил?

Куси посмотрел на двор и увидел довольно многочисленный отряд всадников. С минуту он думал, что опасения старого сенешала были обоснованы, но блеск факелов осветил вдруг лица всадников и второй взгляд совершенно успокоил рыцаря.

– Это не разбойники, Онфруа, – сказал он старому сенешалу, – а мирные гости, которых надо принять как можно лучше. А насчет разбойников будь спокоен, я скажу им два слова, прежде чем пройдет пара дней, и они найдут лес Куси-Маньи слишком жарким, чтобы провести в нем остаток лета. Могу ли я узнать, кто удостоил меня своим посещением? – вежливо осведомился он всадника, сошедшего с лошади у дверей залы.

– Гийом де Ла Рош-Эймон, – отвечал всадник.

Куси вздрогнул, и молния гнева промелькнула в его глазах. Но тотчас сдержав это первое движение, которого не успел преодолеть, он поспешно пошел навстречу к незнакомцу и приветствовал его.

Это был молодой человек маленького роста, хлипкий, но с лицом миловидным, хотя и несколько женственным. На нем были рыцарские шпоры, а богатый костюм и многочисленная свита указывали на высокое звание.

– Я прошу у вас гостеприимства для моей свиты и для меня, – сказал Гийом де Ла Рош-Эймон. – Мы заблудились в этом лесу, который проезжали в первый раз… Но мне кажется, что мы уже виделись! – вскричал он, узнав Ги де Куси, и легкая бледность разлилась по его лицу.

Но Куси сделал вид, будто не заметил этого. Как благородный рыцарь, он умел выказывать гостеприимство, и, напомнив Гийому, что они встречались при дворе графа д’Оверня, любезно пригласил его войти в залу.