– Сто двенадцать погибших в Жуан-ди-Деусе, – продолжает Лукас. – Это жизни. Это люди. Человеческие существа. Я не отдам оставшихся на поживу Брайсу Маккензи. Его продолжающееся правление в Жуан-ди-Деусе – оскорбление всех моральных принципов нашей цивилизации.

– Ну же, сеньор Корта, – говорит Рауль-Хесус масляным и ядовитым тоном. – Вряд ли вы в том положении, чтобы претендовать на моральное превосходство в этой ситуации.

У Алексии перехватывает дыхание. Люди говорят: призраков на Луне нет, но один точно витает над этим собранием.

– Если хотите меня в чем-то обвинить, наберитесь смелости сказать об этом в лицо, – говорит Лукас.

– Железный Ливень, сеньор Корта.

Алексия закрывает глаза.

Она снова видит Валерия Воронцова в обзорном отсеке «Святых Петра и Павла»: его пальцы, словно клювы, тянутся к ней. Она никогда не забудет его слова: «Вам не кажется, что двум мирам пора узреть небольшую молнию?»

– Суд Клавия постановил, что я никоим образом не причастен к уничтожению «Горнила».

– Не доказано, мистер Корта, – говорит Моника Бертен, второй член триумвирата УЛА. Внимание Алексии переключается на Ван Юнцин.

– Согласно лунному праву, это не имеет значения, – говорит Лукас. – Правление отклоняет мою просьбу?

Теперь говорит Ван Юнцин.

– На Уполномоченную лунную администрацию возложена задача поддерживать добычу уникальных внеземных ресурсов. Мы не можем допустить, чтобы какие-то действия поставили под угрозу наши активы.

– Если вы предпочитаете этим термином обозначать честных трудяг-пылевиков, госпожа Ван, то ваши «активы» как раз находятся под угрозой.

Но Лукас Корта побежден, и кто-то из младших членов совета уже спешит закончить собрание. Делегаты встают со своих мест, адвокаты наклоняются, чтобы посовещаться с ними, Драконы болтают или хмурятся друг на друга, в зависимости от того, насколько сильна враждебность; все перемещаются к лестницам, дверям и вестибюлям.

– Евгений Григорьевич.

Пожилой патриарх Воронцовых останавливается. Свита наблюдает за ним с высоких мест. Алексия замечает мимолетный обмен сообщениями между Воронцовым и Кортой, затем первый тяжело поднимается по ступенькам к своим людям, которые ждут.

Алексия ждет, пока последний делегат покинет зал собраний, и присоединяется к Лукасу. Он держится слишком неподвижно и ровно, слишком непоколебимо и ничем не выдает ярости, которая, знает Алексия, бушует в нем, как и в ней.

– Так быстро, – говорит он своей Железной Руке. – Они сперва нападут на меня, а потом – друг на друга. Будет резня, Алексия.

Ариэль Корта стискивает зубы и пытается поправить перекрутившуюся резинку от пояса для чулок, зажатую под бедром.

Черти бы драли эту чертову моду на сороковые.

Костюмы бесподобны, платья блестящи, шляпы блистательны. Чулки и прочее – сущая нелепость. Они не созданы для парализованной женщины, которая спешно одевается перед встречей.

Чулки надо скатать, натянуть, расправить и прикрепить. Чулки – ад, сотворенный портным.

Да ну на хрен.

– Бейжафлор, вызови Абену Асамоа.

Она появляется через три минуты:

– Я собиралась на чай с коллоквиумом.

– Ты у них ничему не научишься, – парирует Ариэль. – Мне нужна помощь.

Она задирает юбку. Абена закатывает глаза.

– В моих контрактных условиях такое не прописано.

– Да-да. Мне нужно, чтобы ты застегнула эти штуки.

– А что плохого в обычных колготках?

– В обычных колготках плохо все. Сделай все, как надо, или не делай совсем.

Абена садится на кровать. Ариэль видит, что она прячет улыбку.

– Вы могли бы обзавестись ассистентами УЛА в любой момент. Ну-ка, поднимите зад.

Ариэль ложится на спину на кровать и приподнимается на локтях.

– Чтобы все увидели, как я пользуюсь щедростью Лукаса? Вот уж нет.

Абена пристегивает подвязку.

– Надо же, люди на самом деле носили такие вещи. Вы уже ведете какие-нибудь дела?

– Еще нет. Помалкивай. А тебе политология пригодилась на практике?

– «Кабошон» внезапно оказался самым востребованным коллоквиумом по обе стороны Луны. Это нехорошо. Ариэль…

– Нет, я не собираюсь устраивать тебя на стажировку к брату. У него все равно есть личный помощник. Та девушка из Бразилии. Мано ди Ферро – так она себя называет. Моя мать была последней Железной Рукой. Последней и единственной.

– Приподнимитесь еще раз, – говорит Абена. – Ну вот, готово.

– Спасибо. – Ариэль перекатывается на край кровати. Мыслью подзывает инвалидное кресло. – Ты слишком добра ко мне.

– А для чего вы наряжаетесь?

Абена знает, что лучше не предлагать Ариэль помощь с тем, чтобы сесть в кресло, или – после того, как она поправит наряд и приведет в порядок лицо, – с тем, чтобы ее подтолкнуть.

– Встреча с потенциальным клиентом, – говорит Ариэль, рассматривая себя через линзу и нанося помаду исторически подходящего оттенка.

– Можно мне пойти? – спрашивает Абена.

– Разумеется, нет, – отвечает Ариэль. – Как я выгляжу?

– Я бы вас наняла. – Абена легко целует Ариэль в щеку. Адвокатесса выкатывается в кресле из спальни и пересекает свою квартиру, направляясь к двери, за которой ждет моту.

– Ты снова будешь ходить.

Бар незаметно очистили от посетителей – стильно одетые молодые женщины и мужчины похлопали каждого по плечу; на счет бара прибыла сумма от «Тайяна». С довеском.

Аманда Сунь и Ариэль Корта сидят за столом на балконе для избранных в клубе «Белая хризантема». Меридиан в этот час – сплошной трепет и треск воздушных змеев, длиннохвостых драконов, саламандр, гаруд и лунных кошек и десятихвостых лис, которые то взмывают, то падают сквозь кубические километры воздушного пространства, пролетая сквозь квадру Антареса. Это что-то вроде медленной изысканной гонки, решает Ариэль, наблюдая, как змеи покоряются то термику [15], то вытяжной трубе, то воздушному теплообменнику. Чтобы выиграть такую гонку, могут понадобиться часы, а то и дни. Цвета, волнистые хвосты длиной в сотни метров, хлопанье и треск мономолекулярной пленки на ветру, которого она не чувствует, – все эти вещи пробуждают чувство, в котором она опознаёт удовольствие.

В клуб «Белая хризантема» допустили еще одного человека: его знаменитую барменшу. Она приносит два мартини, безупречных, покрытых капельками конденсата, аскетичных. Ариэль Корта качает головой.