Джин понятия не имел, что ждет его на мосту, зато знал, что с хорошими новостями полиция не стучится в дверь в пять утра. Но, что бы ни случилось, он решил, что посвящать в это дочерей пока не стоит.

Тинк попыталась возразить, но по отцовскому тону быстро поняла, что вопрос обсуждению не подлежит. Она прошла через всю комнату и плюхнулась на диван, сложила руки на груди и насупилась. Джин и Кэй собрались за несколько минут.

Дедушка Арт тоже успел одеться и обуться и ждал их возле двери.

– Готовы? – спросил он.

– Папа, тебе не обязательно ехать с нами, – сказала Кэй. – Мы и сами найдем дорогу.

– И слышать не желаю, – отрезал отец. – Ребята попали в передрягу, а я могу помочь. Я знаю реку и этот мост как свои пять пальцев.

Кэй перевела взгляд на мужа, а затем снова на отца. Ее затопило чувство благодарности к нему. Весь прошлый год он проходил курс лечения от рака кишечника и только недавно немного пришел в себя. Она очень за него переживала. На самом деле они устроили эти каникулы в первую очередь ради того, чтобы навестить ее больного отца. Меньше всего ей хотелось подвергать его стрессу – неизвестно ведь, что ждет их на мосту. Но он стоял у двери одетый. Его не заботило собственное благополучие; он твердо вознамерился сделать все, чтобы поддержать ее семью. Кэй посмотрела на дочерей, сидящих без движения на диване. Затем подошла к отцу, взяла его за локоть и шепнула ему на ухо.

– Пап, мне кажется, девочкам ты сейчас нужен больше.

Дедушка Арт тоже посмотрел на внучек и молча кивнул.

– Если понадобится твоя помощь, мы позвоним, – добавила Кэй. – Обещаю.

Он снова кивнул и стал снимать куртку. Кэй благодарно поцеловала его в щеку. Он что-то пробормотал в ответ и на прощанье помахал дочери. Она открыла дверь и вышла во двор; на улице все еще было темно. Джин шел вслед за ней, но на пороге остановился.

– Я вам серьезно говорю, – напомнил он дочерям, – чтобы к нашему возвращению были готовы. – Чуть помолчал и добавил уже мягче: – Я знаю, что вы тоже беспокоитесь. Мы вам позвоним и все расскажем, как только сами поймем, что к чему. – Еще раз глянув на хмурые лица дочерей, он шагнул за порог и захлопнул за собой дверь.

– Поверить не могу, что они нас не взяли, – проворчала Тинк, как только щелкнул язычок замка. Сестра ничего не ответила, но Тинк чувствовала, что та с ней согласна. Кэти – ее младшая сестра, ее кровный враг и самый преданный союзник, – сидела с красным лицом. У нее дрожали губы и дергался глаз. Она была напугана.

– Кэти, – начала Тинк при виде первой слезы, беззвучно скатившейся с щеки сестры. – Все будет хорошо. С ними все будет в порядке.

Впервые за всю жизнь она взяла Кэти за вздрагивающие плечи и прижала к себе. Она не привыкла выступать в роли утешительницы и сомневалась, что ей хватит на это таланта, но у нее не было выбора. Кэти уткнулась ей в грудь, и сестры заплакали вместе.

* * *

В доме Керри на Петит-Драйв Джинна стояла у окна гостиной и смотрела на темную улицу. От волнения она не могла сдвинуться с места, одной рукой машинально теребя край занавески, а в другой сжимая ключи от машины. Она уже оделась и взяла сумочку. Мысли проносились в голове с бешеной скоростью. Ей нужно на мост – это все, чего она смогла добиться от полицейских. Они говорили про «инцидент», про «Джулию и Робин», которые были в него как-то «вовлечены», но ни на один из ее вопросов так и не ответили. После их ухода она позвонила знакомой и попросила приехать посидеть с Джейми. Заметив фары остановившейся возле дома машины, Джинна открыла дверь и вышла в предрассветную апрельскую прохладу.

Офицеры полиции, подобравшие Тома, перевели его из патрульного автомобиля в более просторный и удобный салон машины скорой помощи. Там он снял мокрую одежду, которую полиция изъяла в качестве вещественного доказательства, натянул здоровенную желтую куртку одного из пожарных, а ноги накрыл одеялом. Куртка пахла дымом и горелым деревом, и этот запах успокаивал Тома, напоминая о работе и о доме. Но он служил слишком слабым утешением: с каждой минутой отчаяние Тома росло. Он выбрался на берег несколько часов назад, а Джулию и Робин до сих пор так и не нашли.

На мосту кипела работа. Машины полиции и спасателей светили красными и синими огнями, разгоняя ночной туман. В заднюю дверь скорой, где, кусая губы, сидел Том, стучались репортеры. Он видел пышные прически, напомаженные губы и пестрые наряды представительниц прессы. Мужчины и женщины в форме полицейских и пожарных, детективы в штатском, фельдшеры, криминалисты с фотоаппаратами, неряшливо одетые, но шустрые операторы с камерами – каждый играл здесь свою важную роль, каждый был при деле. Впрочем, присутствие репортеров – неуместное, даже бестактное – нервировало Тома. Единственный кадр, который им удалось сделать для утренних выпусков новостей, был снят примерно с сотни ярдов: один из медиков открывает дверцу скорой, в которой, уронив голову на руки и запустив пальцы в грязные волосы, сидит Том.

Прибывшие между половиной шестого и шестью утра Джин и Кэй обнаружили на мосту Чейн-оф-Рокс около дюжины офицеров полиции и обстановку, типичную для расследования происшествия. Джин не был склонен впадать в панику – отец трех подростков, он прошел службу во флоте, воевал во Вьетнаме, работал пилотом, пожарным, парамедиком. За сорок шесть лет своей жизни он всякого навидался, но ничто из прошлого опыта не могло сравниться с кошмаром нынешней ночи. Джин припарковал свой синий фургон, осмотрелся, и они с Кэй вышли из машины. Отыскав взглядом старшего по званию офицера, Джин направился к нему и протянул ему руку:

– Здравствуйте. Я Джин Камминс, отец Тома. Вы можете мне объяснить, что происходит? Где мой сын?

Офицер оторвался от своего блокнота и пожал Джину руку.

– Мистер Юджин Камминс? – уточнил он.

– Да.

– Вы живете в Гейтерсберге, штат Мэриленд?

– Да. Пожалуйста, что произошло?

– У вас есть сын по имени Томас Патрик Камминс?

– Да. Он здесь? Где он?

– Ему девятнадцать лет?

– Да…

Разговаривая с офицером, Джин без конца озирался по сторонам, что было совершенно на него непохоже. Его с детства учили смотреть в глаза собеседнику. Крутить головой во время разговора считалось неприличным, а Джин всегда вел себя воспитанно. Но сейчас, оглядываясь и не видя сына, он забыл о