Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда человек ругается, говорят, становится крепче, как огурец в рассоле. Желаю засолиться до окостенения.
Молодежь рассмеялась. Только одна девушка в красной косынке не улыбнулась, серьезно посмотрела на Пушина из-под черных бровей. Пушин догадался: только что слышанные злые слова сказала именно эта девушка, но по ее теплому взгляду понял: она вовсе и не злая, напротив, очень милая. Щеки тугие, полные, нос чуть вздернут кверху и, видимо, от жары и ветра облупился, в глазах зеленоватые искорки. Тем же нежным голосом девушка ответила:
— Спасибо на добром слове, но когда долго руки бездействуют, невольно начинает молоть язык. Плотники с похмелья, дуются в карты, а опалубка не подготовлена. Вот и сидим, кукуем.
— Где же они, плотники? — спросила Альбина, кидая по сторонам гневные взгляды. — Где бригадир?
— Бригадир не вышел на работу вовсе, — ответила девушка в красной косынке и, завладев разговором, продолжала: — Шаталтрест! Дисциплины никакой! А его бригада и рада. Только что куражились здесь: «Мы, богатыри-плотники, пришли к вам, бетонщикам, за невестами, выходите в круг самые пригожие и ладные». Озорники! Потом вот она, — девушка кивнула на другую бетонщицу, — заставила их петь. Так и запели, что вы думаете, запели гадкое. Вот мы их и прогнали. Ушли. В карты, кажется, играют, вон там, на лужайке под липой, — встав с места, девушка показала рукой.
— И часто так вот? — спросил Пушин.
— Что, выпивают-то?
— Ну, хотя бы и это, — уточнил неуверенно Пушин.
— А вы спросите у Альбины, — девушка кивнула на секретаря комсомола. — Она должна знать, это по ее части.
Альбина захлопала ресницами, будто вспугнутый голубь крыльями, и покраснела.
— Откуда мне знать? Что я знаю? Это ты насчет пьянки, что ли?
— Ну да! Сама же их приучила пить. Вздумала плетью перешибить обух, — пояснила девушка уже Пушину, — устроила вечер с вином сразу же после получки.
— Так я думала... — проговорила Альбина растерянно, — пусть лучше выпьют на глазах по маленькой, чем где-то будут пить бочками.
— Думала, — фыркнула девушка. — Пьяниц разве лечат выпивкой, хотя и общественной. Фи-и, пустая затея. Они у тебя по рюмочке выпили, а потом разошлись и добавили по пол-литре. Вот тебе и воспитательное мероприятие. Глупости одни.
— Это не моя глупость, — возразила Альбина. — Это мы решили на бюро.
— Вот, вот, — осуждающе сказала девушка в красной косынке. — Занимаетесь на бюро черт знает чем. Чего же добились? Пьют, как и прежде. Сам прораб им такие наряды дает: забить три гвоздя, прибить две доски, раздавить пол-литру, да не забыть угостить начальство. А я бы вместо всяких угощений выписала им: подвесить балку и повесить прораба.
Бетонщицы засмеялись, а сама девушка и бровью не повела.
— Все от прораба идет. Чем больше угощают прораба, тем больше он выписывает им заработок. Вот где и зарыта собака. Мы не угощаем — у нас нет хорошего заработка.
— Где же все-таки плотники? — Альбина опять осмотрелась вокруг. — С этим пора кончать. Вот товарищ из горкома комсомола, он нам поможет вывести их на чистую воду.
— Их водой не испугаешь, они пьют чистый спирт, — поправила невозмутимо девушка в красной косынке.
Бетонщицы опять дружно засмеялись. Пушин тоже не сдержался. Альбина бросила на инструктора мимолетный осуждающий взгляд, но тотчас же подладилась под общий тон:
— Тогда — выведем на чистый спирт.
Получилось не смешно, и хохот сразу увял.
— Как вас зовут? — спросил у разговорчивой девушки Пушин. — Фамилия, то есть, меня интересует.
— Зачем она вам? Если для проработки — не скажу. А так — пожалуйста.
— Ну конечно — так. Если не секрет, разрешите узнать.
И она назвала себя: Клара Денисова. Пушин запомнил, решив еще раз поговорить с ней — девушка понравилась ему.
— В общежитии живете? — спросил он у Клары.
— Там, где же больше.
— Спасибо, — ни к селу ни к городу сказал Пушин и направился к месту, где укрылись плотники.
— На здоровье, — бросила ему вслед Денисова.
Альбина опередила Пушина и застучала каблуками резиновых сапожек по гулким доскам, выстланным на бетонных чушках.
Вскоре послышались возгласы:
— Вася, семерка бубей.
— Валет!
— Амба, вали на кон.
Альбина подбежала к картежникам и накинулась на них:
— Как вам не стыдно, ребята! Работа стоит, бетонщицы ждут вас, а вы в карты играете. Да что же это такое! Разве так можно! Где ваша совесть? Где честь рабочего?
Плотники — все молодые парни — дружно поднялись, построились в шеренгу, поклонились в пояс и вдруг загорланили:
Мы — плотники-работники,
Семеро нас, друзей.
Сделаем все, что нужно,
Только сперва налей.
Налей, да-ра-га-я,
Налей, не ру-га-а-я.
Мы — плотники,
Мы — работники,
Семеро нас, дру-зе-ей-й...
Разевая рты, словно птенцы, парни орали что есть мочи. Альбина растерялась, оглянулась на Пушина, но тот намеренно задержался за штабелем досок, внимательно разглядывая оттуда парней.
Плотники кончили петь и снова поклонились.
— Репертуар не ахти какой, — насмешливо проговорила Альбина. — Поете, что вас семеро, а я вижу только четверых. Где же остальные?
Парень в синей рубашке, тасуя карты, скороговоркой ответил:
— Одному жена поясницу перебила, у другого прыщ на носу вскочил, а третий в правительственной командировке, — и показал бубнового короля.
— А где бригадир? — спросила Альбина.
— О бубновом короле и речь: в правительственной командировке. Секретарь комсомола должен знать и уважать начальство.
Пушин заметил невдалеке своего помощника, Ложкина, тоже наблюдавшего за парнями, крикнул:
— Эй, друг, не найдется ли папироски?
— Есть. Топай сюда, — грубовато ответил Ложкин.
«Молодец! — подумал Пушин. — Будто и не знает. Надо привлечь его на работу в милицию — у парня обнаруживается талант». Лейтенант пробрался к Ложкину, прикуривая, спросил тихо:
— Узнал?
— Думаю, тот, что в синей рубахе, и есть всему голова. Долговязый же, кажется, не очухался еще от моего удара, не вышел на работу.
— Ясно. По манерам похоже: и кондуктор о нем говорила, — также вполголоса ответил Пушин и добавил громко: — Спасибо, друг.
Лейтенант вернулся к Альбине, встал рядом с ней, бросил папироску и сказал сурово, не сводя взгляда с парня в