Сидя в наполненной грохотом кабине вертолета, Лэндер беспрерывно переговаривался с летчиком. Вьетнам лежал по левому борту — огромная черная масса в ночи.

— Динг ноль один, когда окажетесь над водой, включите для меня огни, если они у вас работают.

Лэндер мог отыскать экипаж «фантома» в воде и по их радиомаячку, но он хотел выиграть как можно больше времени.

— Мистер Диллон, — сказал он стрелку, — будем снижаться, держась вашим бортом к суше. Операторы сообщают, что поблизости нет наших кораблей. Любая лодка, кроме резиновой, вражеская.

— У меня второе возгорание, — загремел в наушниках голос пилота «фантома». — Кабина наполняется дымом. Мы прыгаем.

Пилот выкрикнул координаты и отключился, прежде чем Лэндер успел их повторить.

Он знал, что там сейчас происходит. Двое летчиков опускают на лицо брезентовые капюшоны, которые сдувает ветром. Потом они вылетают в холодную пустоту, кубарем вертясь в своих креслах. Кресла падают. Противный рывок и стремительный спуск сквозь тьму вниз, в джунгли.

Лопасти винта рассекали морской воздух. Лэндер направил большой вертолет к земле. У него был выбор: или дождаться воздушного прикрытия, пытаясь связаться с летчиками по радио, или идти прямо к ним.

— Вон, сэр, смотрите! — сказал второй пилот.

Примерно в миле от берега в глубине суши ударил огненный фонтан. «Фантом» взорвался в воздухе. Лэндер был над береговой линией, когда поступил сигнал радиомаяка. Он запросил воздушное прикрытие, но дожидаться не стал. Погасив огни, вертолет заскользил над двойным пологом леса.

На узкой ухабистой дороге мелькнул световой сигнал. У этих ребят хватило ума обозначить место приземления. Винт вполне умещался между стенами деревьев по сторонам дороги. Приземлиться и подобрать людей будет быстрее, чем подтягивать их по очереди на крюке.

Вниз, точно между деревьями. Пропеллер прибивает к земле траву на обочинах дороги. И вдруг ночь наполнятся оранжевыми вспышками, кабина превращается в решето, забрызганное кровью второго пилота. Вертолет бешено раскачивается; воняет горелой резиной.

* * *

Бамбуковая клетка была слишком коротка, и Лэндер не мог вытянуться в полный рост. Пулей ему раздробило руку, боль была страшная и не утихала ни на миг. Временами он бредил. Обработать рану было нечем, у его пленителей нашелся только стрептоцид из старой французской аптечки. Они вытащили из клетки тонкую планку и накрепко привязали ее к руке. В ране беспрерывно пульсировала боль. Трое суток продержав Лэндера в клетке, низкорослые жилистые солдаты погнали его на север, в Ханой. Они были облачены в заляпанные грязью черные робы и держали в руках чистенькие автоматы АК-47.

За первый месяц заточения в Ханое Лэндер ополоумел от боли в руке. Он сидел в одной камере со штурманом ВВС, бывшим преподавателем зоологии, по имени Йергенс. Тот накладывал на руку влажные повязки и пытался в меру сил утешить Лэндера, но Йергенс был в плену уже долго и сам пребывал в очень плачевном состоянии. Через тридцать семь суток после прибытия Лэндера Йергенс дошел до ручки. Он принялся орать в камере и никак не мог остановиться. Лэндер плакал, когда его увели.

Как-то днем, на пятой неделе плена, в камеру вошел молодой вьетнамский врач с маленькой черной сумкой. Лэндер шарахнулся прочь, но двое охранников схватили его и держали, пока врач вкалывал в руку обезболивающее. Облегчение было огромное, будто Лэндера окатили прохладной водой. Через час, пока он еще что-то соображал, ему предложили сделку.

Лэндеру объяснили, что здравоохранению Демократической Республики Вьетнам не под силу лечить даже своих раненых. Тем не менее к нему пришлют хирурга, ему будут давать обезболивающее. Но только если он подпишет признание в совершении военных преступлений. Лэндер понимал, что, если не подлатать кисть, превратившуюся в кровавое месиво, он может потерять и ее, и всю руку. И тогда уж ему больше не летать. Он не думал, что дома всерьез воспримут признание, подписанное при таких обстоятельствах. А если и воспримут, рука ему дороже любого доброго мнения. Действие анестезии ослабевало, и пульсирующая боль возвращалась в руку. Лэндер согласился.

Но он не был готов к тому, что произошло потом. Когда он увидел трибуну и комнату, набитую военнопленными, которые сидели, будто ученики в классе, когда узнал, что ему предстоит прочесть им свое признание, он буквально оцепенел.

Лэндера выпихнули в предбанник. Здесь чья-то провонявшая рыбой крепкая ладонь зажала ему рот, а охранник принялся выкручивать запястья. Лэндер был на грани обморока. Он неистово закивал головой, преодолевая сопротивление вонючей ладони. Тогда ему сделали еще один укол, а руку спрятали под куртку, от глаз подальше, и накрепко привязали.

Щурясь от яркого света, он читал свое признание под стрекот кинокамеры.

В первом ряду сидел похожий на ощипанного ястреба мужчина с лысой, покрытой шрамами головой. Это был полковник Ральф Де-Йонг, старший по чину офицер в лагере военнопленных. За четыре года плена полковник Де-Йонг провел 258 суток в одиночном заключении. Когда Лэндер дочитал свое признание, полковник Де-Йонг внезапно сказал так, что его было слышно всем, кто находился в комнате:

— Все это — ложь!

Двое охранников тотчас же набросились на него и выволокли вон. Лэндеру пришлось читать признание еще раз. Де-Йонг просидел в карцере сто дней на рисе и воде.

Северные вьетнамцы подлечили Лэндеру руку в госпитале на окраине Ханоя. Это было унылое здание, оштукатуренное изнутри; на выбитых окнах висели тростниковые шторы. Работу свою врачи сделали скверно. Красноглазый хирург, занимавшийся Лэндером, не имел достаточной квалификации, чтобы привести в порядок багрового кровавого паука, привязанного к его операционному столу. У него было совсем мало наркоза, но нашлась проволока из нержавейки. Хватило и перевязочного материала, и терпения. Мало-помалу рука снова начала действовать. Врач говорил по-английски и практиковался, беседуя во время работы с Лэндером. Разговоры были такие нудные, что Лэндер едва не сошел с ума.

Пока врач трудился, Лэндер отчаянно искал, чем бы ему отвлечься. Он был готов смотреть на что угодно, только не на свою руку. Наконец он увидел в углу операционной старый французский ресуситатор, который явно стоял без дела. Он приводился в действие электромотором постоянного тока, снабженным маховиком на эксцентрике, который надувал мехи. Задыхаясь от боли, Лэндер спросил врача, что стряслось с этим механизмом.

— Мотор сгорел, и никто не знает, как исправить.

Шаря взглядом по углам в надежде отвлечься от боли, Лэндер прочел врачу лекцию о якорях электромоторов и замене их обмоток. Лицо его было усеяно капельками пота.

— Вы могли бы отремонтировать его? — спросил доктор, сосредоточенно насупив брови. Он вязал крошечный узелок. Тот был не больше головы муравья. Не больше зубной пломбы. Больше, чем палящее солнце.

— Да. — Лэндер рассказал ему о катушках и медной проволоке. Многие слова ему так и не удалось выговорить до конца.