– Это индейский рецепт? – осторожно спросила женщина.

– Да, меня научила ему мама. Пеммикан готовят почти все местные племена. Он подходит для длительных походов из-за своего малого веса и питательности.

– Дядя никогда прежде не рассказывал про тебя. Ты поселилась здесь недавно?

Мия не отличалась разговорчивостью и Кэтлин не ожидала подробного ответа. Поэтому она не удивилась, когда разговор прервался, и воспользовалась паузой, чтобы зажечь свечу. Её гостья притихла, сосредоточившись на дрожащем пламени. Вероятно, она размышляла, как близко стоит подпустить к себе белую женщину. Но выражение лица её не выдало. Наконец, тишина была нарушена.

– Нет. Мой отец приехал сюда примерно тогда же, когда и твой дядя. Он тоже взял себе участок земли и поселился подальше от остальных людей. Он хотел просто работать на земле и быть свободным. У нас были коровы и огород. В те годы обмен с индейцами был обычным делом. Только так можно было приспособиться к жизни на новых землях. Моя мама стала подарком для отца за какую-то важную услугу, которую тот оказал местному племени апачей. Но в отличие от остальных белых, отец заставил мать принять его веру и они поженились. Другие бледнолицые посчитали это оскорблением и перестали общаться с нами. Я почти ничего не знала об этом, потому что всё детство провела на ферме или в прерии. Индейцы там попадались чаще, чем белые люди. Но нас они никогда не трогали, потому что сами приходили сюда в поисках свободной земли, гонимые национальной армией.

Однако переселенцев становилось всё больше. И не только фермеров. Однажды мы услышали о банде Хорхе Родригеса. В ней было много беглых военных и каторжников, которые нападали на всех подряд ради денег. Но самыми частыми их жертвами становились, конечно, индейцы. Слухи об их богатстве многим не давали покоя. Говорили, что индейцы едят из золотой посуды и поклоняются огромным золотым идолам. Именно за ними и охотились эти бандиты.

Хорхе и его банда появились здесь, когда преследовали небольшое южное племя от дальних испанских колоний, думая, что те владеют множеством золотых украшений. Но, не обнаружив ничего ценного, они решили отомстить. Эти головорезы натравили собак на самых слабых, на женщин и детей. Их разорвали заживо. Мужчин они скальпировали и отрубили им руки, говоря, что жалеют на них порох. Большинство из них умерли от потери крови и голода.

Сначала бандиты остановились в Бигфилде, но потом неожиданно появились возле нашей фермы. Вероятно, кто-то из местных сказал, что здесь живут индейцы. Отец не успел ничего сделать. Их было слишком много. Они разграбили наш дом, а потом сожгли его вместе с сараем и скотиной. На маму спустили собак, как будто она была каким-то диким животным. В отца несколько раз стреляли и заставили его, смертельно раненого, смотреть, как умирает моя мать. Мне тогда было 11. Они привязали меня к забору и начали хлестать плёткой, говорили, что так наказывают рабов и индейцев, чтобы те знали своё место. Я думала, что умру в тот день. Однако духи решили иначе.

Кэтлин готова была разрыдаться, слушая историю этой девушки. Но сосредоточенное, застывшее, словно маска, лицо напротив не позволяло ей этого сделать. Если когда-то произошедшее и вызывало на нем эмоции, то сейчас различить их было не возможно.

Только сузившиеся карие глаза стали ещё темнее, скрывая боль и страх, которые они пережили.

– Но ты выжила… – не смогла сдержаться женщина.

При свете свечи повернувшееся к ней смуглое лицо казалось совершенно чужим и далёком.

– Да… Не знаю, как это произошло. Когда я очнулась, было уже утро. Я лежала на нашей лошади, которая везла меня в сторону Оленьего перевала. Отец останавливался там в маленькой хижине во время охоты. Лошадь хорошо знала эту дорогу. Я была вся в крови и боялась пошевелиться, потому что всё тело ныло от боли. Я потрогала спину – там было сплошное месиво из кожи и крови. Мне казалось, что я заживо горела в огне, так было больно.

Вновь наступило неловкое молчание. Мия не подала вида, что будет какое-то продолжение. А Кэтлин так много хотела у нее спросить, но в то же время боялась ранить эту сильную на вид индейскую девушку. И всё же она не выдержала:

– Ты осталась в той хижине?

– Да. Отец хранил там сменную одежду, одеяло, второе ружьё и запас пороха. Мне хватило этого на первое время. Мама когда-то показывала мне травы, которые залечивают раны. Благодаря им я смогла излечиться. На пепелище нашей фермы я нашла несколько железных инструментов, из одного мне удалось сделать себе нож.

– Осталось только несколько железок? – тихо уточнила женщина.

– Да. Все деревянные постройки сгорели. Отца мне удалось найти и похоронить. Это его шляпа, – гостья указала на крючок возле входной двери, где оставила её. – Останки мамы они, наверное, сожгли. Потом я узнала, что всё равно не смогла бы там остаться, потому что по вашим законам индейцы не имеют прав даже на дома, которые сами здесь строят.

– Боже, мне хочется извиниться за всех поселенцев, которые причинили вам вред. Я всегда думала, что только индейцы могут быть такими жестокими, – искренне раскаивалась Кэтлин.

– На самом деле, жестокими могут быть все. Но уже поздно.

Женщина растерянно посмотрела на догорающую свечу и только тогда поняла, что прошло уже много времени с тех пор, как они начали этот разговор. Пора было укладывать детей и дать выспаться Мие.

– Да, конечно.

Всё ещё погружённая в мысли о нелёгкой судьбе своей помощницы, она с трудом могла сосредоточиться. Кто бы мог подумать, что люди так ожесточились. И всё это из-за новых земель и золота. В газетах ни о чём подобном не писали.

– Спокойной ночи, мэм.

Индианка скрылась в дверях прежде, чем Кэтлин успела что-то ответить. Вероятно, это и к лучшему. Разговор и так оказался слишком тяжёлым. К тому же, дети тоже требовали внимания. Вечером они часто капризничали. Но в этот раз женщину ожидал сюрприз. Майкл и Габриэль уже мирно посапывали каждый в своей кровати. При свете свечи мальчик только отвернул голову к стене. Кэтлин аккуратно поцеловала каждого ребёнка и ещё раз посмотрела на их спящие лица. Если бы с ними что-то случилось, она никогда бы не смогла себе этого простить.

Ночь была безлунной, но глаза Мии быстро привыкли к темноте. Она безошибочно нашла дверь конюшни и свою импровизированную кровать из сена. Два одеяла приятно согревали холодной весенней ночью. Обычно комфортное тепло всегда клонило девушку ко сну. Но в этот раз тревожные воспоминания не давали ей покоя. Снова в памяти появились мучавшие её когда-то образы: запах гари, отчаянное мычание бешено мечущихся в ловушке коров, окровавленный отец и стая собак, которая бросилась в сторону матери. Вновь, как и раньше, Мия почувствовала себя маленькой беспомощной девочкой, которая, безуспешно зовёт своих родителей. Тёплые солёные слёзы неудержимым потоком хлынули из её глаз, оставляя быстро остывающие дорожки на щеках. Возможно, боль ослабла со временем, но не покинула её, и любое напоминание вновь заставляло девушку проходить через прежние страдания. За годы индианка научилась быть сильной, воспоминания всё реже тревожили её. Странно, что эта женщина так на неё подействовала.