Уважение Толстого стало Форту вроде оскомины. Время поговорить о первом взносе за связь, а он уважает — из кожи вон. Или за уважение положена надбавка? Улетал бы он, что ли. Чтобы ускорить события, Форт достал клик и покатал на ладони туда-сюда. Толстый принял это как должное.

— Мы всё решили. Начинайте налаживать связь прямо сегодня. Последние новости и еда на троих — обратным рейсом.

— Решено, уважаемый отец, — подтвердил полицейский, поймав клик. — Позвольте взять с собой девку — соберёт еду, пока я выясню, как быстрее найти выход на связь с орбитой.

— Я вам доверяю.

— Так скорее получится и... дело должно быть на контроле, даже когда доверяешь. Она ваш человек и ваш глаз.

— Берите, да вернуть не забудьте. Эну!

— Я здесь, отец! — босоногая резво впорхнула под купол.

— Полетишь за едой для нас. Собирай как следует, с запасом.

Она тряхнула кудрями:

— Всё сделаю, отец.

— Да, чтобы не забыть, — вставил Толстый, — площадка вокруг заминирована от бродяг. Будьте осторожны.

Форт провожал их, стоя под аркой, и вдруг словно очнулся — рука на лайтинге, перед глазами спина Толстого. Прямо наваждение. Один раз убив, прежним не станешь — и как же это угнетает!..

Толстый набрал высоту, включил автопилот на возврат и повернулся с креслом к Эну; он глядел сурово, а лицо Эну в красной мазне лучилось затаённой радостью. Право, на такую милашку нельзя сердиться — и Толстый тоже заулыбался.

«Обстряпал дельце и рад», — решила Эну, ничуть не смущаясь его вниманием. Она не ошиблась — хозяин радовался.

— Плохи твои дела, Эну, — Толстый сочувственно покачал головой. — Ох, плохи...

— Вчера было хуже, господин хозяин. Не то что сегодня.

— Ты так считаешь? — Он совсем расплылся. — Проснись, мункэ, и послушай, что я скажу.

— Внимательно слушаю вас, — счастливая в неведении, Эну изобразила из себя полное серьёзности внимание. Однако тревога кольнула её — Толстый что-то затеял...

— Вы с Шуком погорели, причем начисто. Ваш отец Фойт — не отец, он вообще никто. Его наняли на раз пригнать товар с орбиты. На КонТуа его держат за шофёра. Пропадёт — не жалко. Выродок из колоний — да кому он нужен?!.. У него есть рюкзак — и это всё, что он имеет. Напрасно вы ему продались. Вы себя проиграли.

— Мы — его люди... — попыталась заслониться Эну от его гнусной улыбки, из которой уже показались зубы.

— Да-да, я верю, — ласково успокоил её Толстый. — А он — мой со всем барахлом. Выходит, что и вы оба — мои. Запросто в уплату за связь попрошу вас, а первую — тебя. Думаешь, не отдаст? Отдаст — зачем ты ему, неплоду? У него своих проблем достаточно: ему перед хозяевами за груз отвечать, его может искать ОЭС. Ты поняла, что погорела?

Под прессом улыбки Толстого Эну сдавило так, что нельзя вдохнуть. Она поджалась, втянула голову, бессознательно пряча возмутительно босые ноги, краска жгла ей щеки. Ни отца рядом, ни Шука — где они, где?! отец богатый, спасёт, врежет Толстому; Шук, крыска, не даст в обиду... не дайте меня в обиду! где же вы, спасите!

— Скушай «зонтик», мункэ. Что-то ты затряслась... — Толстый наслаждался.

Эну закусила губу — руки, подлые, дрожат! Сцепила, переплела белые пальцы — ну, тише вы, тише! — быстро сунулась в карман на рукаве, но пачку надорвать не смогла — такая скользкая, дрянь! рванула её зубами.

— Мне... запить...

— Жуй всухую, — последовал жёсткий ответ. — Нет у меня водички.

С усилием, давясь, проглотила она куски «зонтика». И боль, привезенная из лечебницы, нашла время напомнить о себе — впилась, выворачивая нутро; всё вместе, ой, беда, беда пришла...

— Полегчало?

Эну ещё сильней съёжилась, мотая головой.

— Значит, поняла, — Толстый остался доволен. — Не бойся очень-то, я пошутил. Ты мне послужишь, как я скажу. И постарайся угодить, я придирчивый. Угодишь — уцелеешь.

— Что... надо? — простонала Эну.

— Повиновение — в первую очередь. Во вторую — откровенность, как перед Небом. Встань-ка и отвечай.

Собравшись, Эну кое-как поднялась.

— Как вы сошлись с Фойтом?

— Мы... гуляли и...

— И!?

— ...его увидели...

— Дальше.

— Он в Развалину вошёл. Там взорвалось. Мы заглянули — он как мёртвый лежит.

— Дальше.

— Посмотрели... а он встал и говорит — будете делать, что велю.

— У него был робот?

— Был... как паук, большой такой. Он его вещи нёс...

— И куда робот пропал после?

— Не видела, не знаю.

— Узнаешь для меня. А... Фойт вошёл туда в скафандре?.. или в другой одежде, в шлеме?

— Нет... как он сейчас, так и вошёл.

— И его не ранило?

— Штаны порвало, ноги кровили, а ранило ли... не знаю.

«Вот так выродок! — подивился Толстый. — Стойкий, оказывается... Любому нашему ноги бы перебило. Да как же так может быть?.. Не должно так быть. Тут что-то нечисто...».

— Его клик у тебя?

— Да...

— Дай сюда. Пойдёт в уплату. И запоминай задание — поищешь у Фойта в рюкзаке, скажешь мне, что там есть.

— Я не могу...

— Не ты — пусть Шук поищет, его учить не надо. Пока всё. Можешь сесть.

Эну оползла на упаковку. Внутри было пусто, всё как ветром выдуло — больно, страшно и деваться некуда.

Толстый крутанул кресло лицом к лобовой панораме и до выселок забыл об Эну.

Собирать питание для Фойта и пропащей парочки Толстый поручил рядовому — бравый малый справится лучше, чем ошалевшая и остывшая мункэ. Он впихнул её в загон для правонарушителей, но запирать не стал, сама себя уже заперла — просто чтобы не мешалась.

Сам Толстый расположился в кабинете наедине с передатчиком.

«Вела Акин»... поисковик сразу нашёл в адресах контактный номер фирмы и варианты выхода. Прямое сообщение надёжнее... Подчиняясь пальцам Толстого, на крыше участка веером раскрылась и застыла антенна-раковина. Он немного помедлил, взвешивая в уме выгоду и опасность быть отслеженным ОЭС, но решил, что открытые разговоры в диапазоне гражданской связи привлекают ОЭС гораздо меньше, чем кодированная перекличка на волнах контрабандистов. У ОЭС нет стольких операторов, чтобы охватить всеслышащим ухом весь эфир. Видеоканал Толстый отключил — незачем показывать лицо.

— Я говорю с «Вела Акин»?