Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава восьмая
Когда мои глаза смыкаются в ожидании нового сна, город перестает существовать. Когда я просыпаюсь, он вновь оживает для меня.
Я приветствую вторую осень, в мире, сотканном из лоскутков туманного настоящего…
Почти каждое утро под чуть слышное зевание утомленных звезд я выхожу на прогулку. Я непринужденно осматриваю окрестности города – так может показаться каждому, кто слишком занят мыслями о себе. На самом деле, под моей маской наблюдателя скрывается намерение найти ее. Каждый новый день я отправляюсь на поиски своего прошлого.
Из-за напряжения глазных мышц во время прорисовки мельчайших деталей портретов и плохо освещаемого помещения, мое зрение заметно ухудшилось. Прохожие люди являются предо мною с размытыми лицами, как если на еще не засохшую краску капнуть немного воды. Разум, привыкший контролировать происходящее, на пару с моим намерением часто вклеивают в шаблоны проходящих девушек ее лицо. Иногда я пугаюсь, иногда волнительно радуюсь, но всякий раз, подойдя ближе, убеждаюсь, что ошибся вновь. Я ищу девушку из своих видений, ту, что посещает мои сны с просьбой вернуться к ней…
– Следующая остановка – «Ретленд»
Просочившийся сквозь неплотно закрывающиеся двери ветер развевает мои волосы. Мелькающие фонари, запах мокрой стали, рекламные наклейки, я тщательно вглядываюсь в глаза девушек, с усилием пробиваясь через плотно набившийся людьми вагон метро. В отличие от них, я не поглядываю на часы, мне некуда спешить, и меня никто не ждет. Надежда найти ее – вот что заставляет меня быть здесь.
– «Ретленд», конечная. Просьба освободить вагоны.
Обратно я пойду пешком, три часа пути, и я дома. Это погоня за образом из сна. Возможно, по ту сторону она тоже ищет меня. Порою я чувствую, что она настолько близко, что, кажется, я слышу ее шепот, чувствую прикосновения, а иногда она так далека, что я начинаю забывать, как пахнет ее кожа. На моем столе заказов на десятки дней вперед, но я все равно рисую ее, для себя, для спокойствия, что она рядом. В основном, это силуэт девушки из яркого света на темном фоне, таким ее видит мое сердце.
Сегодня я пишу портрет для наследников одного миллионера. Как и прежде, основным компонентом для работы является фотография клиента. Ракурс и настроение заказчика в момент запечатления кадра не имеют должного значения. Ты просто переносишь копию в мир своего воображения и изменяешь ее в заданном направлении, при этом сохраняя синоним оригинала. Как правило, 86 процентов заказов поступает от женщин, которым уже за 50, 6 процентов – это мужчины и дети, остальные 8 процентов – уже покойные. В последнем случае очень радует, что клиенту не приходится присутствовать лично при портретировании. Под моей рукой рождаются самые разные персонажи. «Мальчик лет одиннадцати. Драгоценные перстни на тоненьких пальцах, синее одеяние на плечах, в руке миниатюрная корона, леденящим взглядом смотрит прямо в душу». Люди любят видеть себя величественными на портретах. «Седовласая женщина в объятьях красного шелка с презрительным взглядом поглаживает маленькую собачку, сидящую на коленях». «Неутомимый в боях белогривый конь, блеск меча, выпирающие рельефные мышцы, завоевательный взгляд чернокожего воина». В городе в своих кругах я немало известный художник, но мое лицо по-прежнему скрыто запретом Марка.
Несмотря на новости, разлетевшиеся по городу, никто не должен знать меня и в другом виде деятельности. Первую статью в газете под названием «Исцеляющие город» я прочел спустя неделю после того, как обычный абортарий стал почвой для протеста. По теории реализма мои рисунки должны были остаться незамеченными, закрасить их должны были на следующее утро, но этого не случилось. Всему причиной – хорошо отпразднованный юбилей мэра нашего города. Да, высокопоставленные женщины со статусом «мэр» тоже случайно беременеют. Такая крупная рыбешка, случайно попавшая в нашу сеть, превысила ожидания, полагающиеся на случайность. Вот она! Стоит на коленях и плачет, рассматривая горесть брошенных младенцев, изображенных на холодном сером бетоне. На ее голове обычный платок, глаза скрывают большие темные очки, для маскировки. Еще утром, надевая их, она была спокойна, она, не сомневаясь, шла с намерением выбросить свой сюрприз, подаренный на юбилей, а теперь плачет, плачет извозившаяся в грязи, осознав, на что хотела пойти. Рисунки не закрасили, и это был ее указ. Ко всему этому, несколько недель спустя вышел новый закон, запрещающий проведение операций по удалению зародышей. Аборты приравняли к жестокому убийству собственного ребенка. Все же подпольные клиники тщательно отслеживались и ликвидировались. Исключением из правил были лишь два пункта: жертвы насильников и неправильное развитие плода. При наличии всех доказательств и справок, а также письменном согласии матери, операцию проводили в специальной клинике более гуманным образом, после чего с пациенткой работал психолог. Старый дом абортов переквалифицировали в выставку, назвав ее «Комната плача». Изуродованные генетикой малыши, обитавшие в банках, наполненных спиртом, и фотографии жертв страшных болезней, которые являются к матерям после абортов, были экспонатами данной выставки.
Процент рождаемости в городе вырос, и первооткрывателем этой статистики стал сын нашего мэра. Стоит только представить, что бы было, если бы мы засомневались в ту ночь.
Иногда ты даже не подозреваешь, насколько важно твое действие.
С этим лозунгом Сомерсет совсем сбредил. Он вечно твердит про какой-то новый мир. По его идеям, мы занимались самыми нелепыми вещами. Неофициально устроившись в заведения общего питания, мы подсыпали в еду посетителей цитизин. Цитизин, так же, как и никотин, возбуждает никотиновые рецепторы, повышает артериальное давление и вызывает высвобождение адреналина из надпочечников. При частом употреблении этого вещества у человека пропадает тяга к курению.
– Ты сыпь, сыпь! – говорит Сомерсет. – Чего задумался?
Более нелепая идея – это похищение канализационных люков в городе.
Сегодня мой сектор зачистки «С» – это несколько кварталов. Через 4 часа все мои люки должны лежать в определенном месте, за ними приедет машина и выгрузит в реку. С утра, уж который раз, соберутся толпы возмущенных горожан и начнут негодовать по поводу отсутствия люков. «Спасителя ждут только во время хаоса», – говорит Сомерсет.
Куда приятней нежиться с подушкой в своей тепленькой кроватке, чем тащить на себе этот тяжеленный люк. Я стараюсь ни о чем не думать или напевать веселую песню себе под нос, но стоит только опомниться, я тут же начинаю ругать себя за то, что согласился на все это. Иногда со мной случается припадок истерического смеха, люк громко падает и катится по спирали. В этот момент
