Было здесь немного негласных правил, но соблюдались они неукоснительно. Во-первых, сюда не приезжали с женами или любовницами. Личная охрана, если таковая имелась, и иные помощники всегда оставались в специальном благоустроенном домике на въезде. Клуб гарантировал полную безопасность и конфиденциальность своим членам, потому что сами члены его и создавали.

Попасть в члены Клуба было сложно. На порядок сложнее, чем в число депутатов Госдумы или в отряд космонавтов. И мало быть богатым человеком, надо быть очень богатым, надо иметь бизнес в местной инфраструктуре, владеть серьезной частью местных богатств, а не выкачивать деньги и перегонять их в зарубежные банки. В какой-то мере члены Клуба являлись патриотами своего края.

Чтобы стать членом Клуба, нужно сначала найти поручителя, который предложил бы Клубу нового потенциального члена. Потом действующие члены кулуарно обсуждали между собой кандидатуру, кто во время прогулки, кто за обеденным столом, кто просто выражал свое мнение невзначай брошенной фразой. Если хоть кто-то из членов Клуба был против новой кандидатуры, то он не принимался. Так же решался вопрос и об исключении из Клуба, но за всю его историю из Клуба выбывали лишь естественным путем — по причине смерти.

Членство стоило дорого, очень дорого. Ежемесячные пожертвования исчислялись цифрами с несколькими нулями, естественно, в долларах. Зато в любое время член Клуба мог приехать сюда и провести тут на полном пансионе столько времени, сколько ему требовалось. Здесь отдыхали, развлекались, но по большей части решали деловые вопросы, обсуждали проблемы и намечали пути их решения. И экономические проблемы, и политические. Стены «Хантер-клуба» гарантировали от подслушивания, подсматривания и иных угроз.

История Клуба терялась во тьме истории края. Мог ли полагать историк, географ и философ Василий Никитич Татищев, что во время своей государственной поездки на Урал в 1720 году он столкнется с нарождающимся гибридом российского мздоимства, государственного воровства и западного делового коммерческого подхода. Большой умница, мыслитель, талантливый организатор, Татищев оказался не способным противостоять мужицкой хитрости и западному делячеству.

Горный инженер Иоганн Блиер, с которым он приехал на Урал, вовремя понял, что Василий Никитич ему не партнер в его замыслах и делах. А ведь они столкнулись со свидетельствами огромного богатства недр этого региона. Судьба Татищева была быстро решена, а на смену ему на Урал в 1721 году прибыл берг-советник Михаэлис. И всплыла наконец теневая фигура природного интригана, коммерсанта, дельца с мужицкой сметкой — Акинфия Демидова. Хитрый заводчик умудрялся быть в фаворе у царя Петра и в то же время саботировать расширение государевого производства на Урале. Это была прямая и реальная угроза его, демидовской, горной империи.

Тогда еще круг тайных единомышленников, распоряжавшихся всеми богатствами края, не имел названия Клуба. Тогда это еще была тайная концессия с четко распределенными ролями. Кто организовывал мнение в Сенате и Берг-коллегии, чьими трудами определялось местоположение «Главного заводов правления», кто занимался сбором беглых и привлекал их к заводам, кто занимался непосредственно производством, а кто и чистой коммерцией.

Клуб появился только лет через сто. То было модное название и модное явление в Европе того времени. И возник он с появлением на Урале в 1826 году Якима Рязанова, которому первому среди горнодобытчиков царским указом дано было право разработки золотых месторождений. Плачено за такой указ в Петербурге немало. Тогда-то и появился тайный «Рязановский клуб» единомышленников. Были вхожи туда и другой крупнейший золотодобытчик Тит Зотов, и Яков Коковкин, получивший право разрабатывать первую изумрудную жилу.

Кто вспомнил и восстановил подобие «Рязановского клуба» в Екатеринбурге в наши дни — неизвестно. Возможно, это было подобие и другого мифического «Хантер-клуба», который якобы объединял истинных теневых правителей Европы.

Сегодня, в этот солнечный теплый день, здесь малолюдно. Среди прямых высоких сосен по мягкому ковру из опавшей хвои прохаживались двое в дорогих костюмах и белых рубашках. На веранде за столиком с одиноким бокалом пива сидел еще один грузный мужчина, который разговаривал по мобильному телефону. Да на стенде двое в белых бейсболках и наушниках устроили соревнование в стрельбе по тарелочкам.

Взлетевшая пара мгновенно была разнесена на мелкие кусочки точными выстрелами. Стрелок откинул ствол ружья, вытащил горячие гильзы и вставил очередную пару патронов из выставленных в ряд на столике.

— Дай!

Слева щелкнул автомат, и в воздух взлетели две тарелочки. Снова два точных выстрела. Прозвучало третье «дай», и снова грохнули два выстрела с очень маленькими интервалами. Первая тарелочка разлетелась буквально в пыль, вторую заряд дроби задел за самый край, отбив заметный кусок, и остатки тарелочки, причудливо кувыркаясь, упали на землю.

— Ничья! — протянул руку мужчина, стоявший в стороне с переломленным ружьем на плече. — Сегодня не судьба.

Стрелок пожал протянутую руку, потом переломил ружье, вытащил стреляные гильзы и шутливо дунул в ствол.

— В бизнесе ничьих не бывает, — наконец сказал он, кладя свое ружье на плечо. — Я человек чести и признаю, что последний выстрел не был чистым. Качественно проиграл я, так что извольте получить приз.

С этими словами он вытащил из заднего кармана белых клубных брюк бумажник и быстро отсчитал десять стодолларовых купюр. Второй мужчина принял деньги, многозначительно покрутил ими в воздухе и сунул в нагрудный карман рубашки.

— Результаты поединка нужно обмыть в баре, — предложил он.

— Согласен, — кивнул первый, приподнимая бейсболку и смахивая капельки пота с высокого лысого лба. — Но предлагаю по аперитивчику, а потом все-таки пообедать.

В баре, отделанном дорогими породами дерева, как и большинство помещений Клуба, они встретились минут через тридцать. Сидя на высоких стульях перед стойкой, мужчины казались чуть ли не братьями-близнецами. Оба сухопарые, с жесткими чертами лица и волевыми складками возле губ, оба в белых брюках и таких же рубашках, принятых к ношению в Клубе. Отличало их немногое: у одного был высокий лоб с глубокими залысинами и коротко остриженные волосы, а у второго аккуратная модельная прическа с тронутыми сединой висками. И руки. У второго ухоженные после недавнего маникюра руки, а у первого — все сплошь в наколках, говорящих о прошлых судимостях.

Обращались они друг к другу на «ты», что в Клубе, впрочем, было принято.

— Кстати, — рука с наколками медленно поднялась и поднесла ко рту сигарету, — этих двух клофелинщиц я нашел. Им объяснили, куда соваться можно, а куда нет. Хочешь, чтобы они вернули деньги?

— Спасибо, пустое. Главное, чтобы мой оболтус снова не попался на эту удочку. Ему же будет уроком. Эх, молодежь! Все им хочется попробовать и сразу.

— Ну, это свойственно не только молодежи, — усмехнулся мужчина с наколками. — Меня, между прочим, всегда удивляло, что такие люди, как ты, очень спокойно относятся к процветающей в стране наркоторговле.