– Вы знали эту женщину? Знали ее имя или как она выглядит?

– Нет, имени ее я не знал и никогда не видел. Знал только то, что она была как-то связана с музыкой. Быть может, пианистка. В этой комнате действительно стоял рояль. Когда собирались гости, я обычно наигрывал какую-нибудь мелодию, чтобы развлечь друзей писателя. Шопен, Рахманинов, Чайковский нравились ему больше, чем современная песенная музыка. Когда я играл Листа, его «Рапсодию», он подходил к роялю и с какой-то нежной тоской смотрел на клавиши. Мне казалось, что в эти минуты он видел только ее. Не удивляюсь тому, что рояль продан. Ревность заставляет людей совершать самые необдуманные поступки. Этот рояль напоминал всем о ней. Она для всех оставалась невидимкой, и ее реальное отсутствие вызывало необъяснимую ревность у родных и друзей. Всем хотелось сплетен, но кроме музыки и стихов она им ничего не оставила.

Джон хотел еще что-то сказать, но в эту минуту в комнате появилась Белла.

– Я приготовила кофе так, как готовят только американцы. Неужели вы не хотите его попробовать?

И, посмотрев на раскрытый альбом, добавила:

– Ты становишься сентиментальным в поисках своей утраченной молодости.

Она не стала разглядывать фотографию, а только обратной стороной положила ее в альбом, закрыла его и передала Варе.

Джон встал, смеясь и протестуя.

– Я уже столько раз это слышал. Пойдемте, Варя, кофе – лучшее средство от сентиментальности.

Маленький столик на застекленной веранде был уже накрыт и стоял между диваном и двумя креслами. Варя села на край дивана, в самый его угол. Сюда приглашали только близких, и поэтому музей на какое-то время закрывался. Кофепитие располагало к доверительным разговорам, и Варя приготовилась к тому, что ее память, подобно губке, начнет впитывать все то, что может показаться интересным. Надо было только все запомнить.

* * *

Вечером, сидя в кресле у себя дома, Варя спокойно приводила свои мысли в порядок. Она сделала несколько заметок в блокноте и теперь пыталась обобщить услышанное. Джон рассказал ей о женщине, которая оставила вместо сплетен о себе только стихи и музыку. Как интересно он выразил свою мысль. Еще он говорил о ревности. Значит, женщина была реальной, а не вымышленным образом. Иначе зачем было ее ревновать? И если писатель скрывал свои чувства, то выдать их могли только ее письма. Конечно, письма. Вероятно, они были прочитаны кем-то еще. Одно письмо сохранилось. Это был тот самый листочек с нарисованной бабочкой. А где же остальные?

Варя порылась в сумке, чтобы достать эту единственную улику, но вместо нее достала листочек, который нашла в коробке из-под печенья. Она развернула его и прочитала: «Чайковский. Времена года». Нет, не то. Из внутреннего кармашка она достала другой листочек, который взволновал ее сразу же, как только она его увидела. Два листка лежали рядом, как одно целое. Та же бумага, тот же красивый, аккуратный почерк. Совпадение? Что говорил Джон? Она была как-то связана с музыкой? Странные сомнения закрались в Варину душу. Она еще раз сверила почерк и призадумалась. Попыталась вспомнить уроки музыки, комнату, где стоял рояль. Возможно, одна маленькая деталь что-то и прояснит. Ведь кто-то же приходил к Елене Георгиевне, и Варя должна была запомнить хотя бы какие-то лица. Но эти лица были размыты ушедшим временем, и образ учительницы музыки заслонял их прозрачным светом Вариного детства.

Весь следующий субботний день Варя провела за городом, чтобы больше не думать о тайне, ей не принадлежащей. Только на природе вместе с воздухом, напоенным ароматами пришедшей весны, она почувствовала себя абсолютно свободной. И в воскресенье утром, счастливая и немного взволнованная, Варя открывала калитку, за которой, как и прежде, цвели кусты жасмина и роз. Как давно она здесь не была!

Двери дома были распахнуты, и на пороге стоял зеленоглазый мужчина, лет тридцати пяти, в светло-зеленой спортивке. Он удивленно посмотрел на Варю, потом, что-то вспомнив, жестом руки пригласил ее в дом.

– Хорошо, что вы меня застали. Я собирался на утреннюю пробежку. Знаете, никак не могу заставить себя вставать рано, этак часиков в шесть, семь. Люблю поспать в утренние часы. А вы не бегаете по утрам? Может быть, составите компанию? Потом попьем кофейку. Я его привез из Кубы. Вы ведь не торопитесь?

Варя хотела сказать, что нет ей никакого дела до утренних пробежек нахального молодого человека, но не стала грубить, а только резко ответила:

– Тороплюсь.

Зеленые глаза улыбнулись, потом стали такими же строгими, как и Варины карие.

Варя прошла в гостиную, где стоял старый рояль учительницы, подошла к нему, набрала несколько аккордов на память и, повернувшись к незнакомцу, сказала:

– Это рояль моей учительницы. В детстве я приходила сюда заниматься музыкой. Ваше объявление я увидела в газете. Случайно, потому что не читаю газет. У Елены Георгиевны не было родных, и вот теперь вы стали хозяином дома и продаете этот рояль?

Зеленые глаза снова улыбнулись.

– Случайное объявление в газете? Думаю, что это не совсем так.

Я ведь сразу заметил, что вы чем-то встревожены, будто ищите что-то важное для себя. Угадал? Вас как зовут?

– Варя.

– А меня Роберт. Хотите холодный сок? Сейчас принесу.

Варя осталась одна в гостиной. Здесь почти ничего не изменилось, будто и не было этих двадцати лет. Только со стен исчезли картины и большой портрет Елены Георгиевны. Те же кресла, тот же маленький столик с изогнутыми ножками.

Роберт принес сок и сел напротив Вари.

– Я ведь не ради денег продаю все это. Мне нужно освободить дом от любой вещички, чтобы начать ремонт. Я хочу здесь все перестроить под офис. Хотим создать корпоративное сообщество.

Варя кивнула головой в знак согласия, будто представляла чьи-то интересы на переговорах, затем, повернувшись в сторону соседней комнаты, спросила:

– А что еще осталось из вещей? Может быть, какие-нибудь письма?

– Письма? Не знаю, – Роберт пожал плечами.

– Остались книги и всякая другая мелочь, возможно, и письма. Надо посмотреть.

Он провел Варю в соседнюю комнату, где в коробках лежали собранные вещи, а на подоконнике – стопка книг. Варя наугад взяла маленький томик со стихами. Книга была подписана самим автором.

К большому удивлению Роберта, девушка вдруг засуетилась, положив книгу в сумку, и поблагодарив за сок, мгновенно исчезла за дверью, пообещав, что непременно зайдет через день, чтобы приобрести рояль.

Роберт так и остался стоять на пороге дома до тех пор, пока странная девушка совсем не исчезла за калиткой сада. Посмотрев на часы и поняв, что потерял тридцать минут драгоценного утреннего времени, он не стал перегружать психику ненужной информацией, чтобы не дать ей «зависнуть», как перегруженный компьютер, а лишь закрыл двери и, обогнув дом, побежал по узкой улочке, ведущей к зеленому парку. В конце концов, девушка пообещала прийти еще раз.