— Что это? — мужчина уставился на протокол лежащий сверху тонкой кипы листочков.

— Я не буду это подписывать! — через минуту, горя праведным гневом, гражданин Соколов попытался смять любовно составленный протокол о мелком хулиганстве, но я был готов к подобным действиям и спас процессуальную бумагу от поругания.

— А мне и не надо. Видишь, здесь написано, что ты от подписи отказался. — я ткнул пальцем в корявые подписи свидетелей, которые подтвердили, что в семь утра, когда уже почти рассвело, гражданин Соколов Владислав Александрович, в настоящий момент постоянной прописки не имеющий, весело матерясь, испражнялся на свежевыкрашенные стены Дорожного РОВД, не реагируя на замечания сотрудников милиции в моем лице.

К протоколу были прикреплены объяснения свидетелей, условно говоря, БОМЖей Бороды и Сифона, но, имеющих паспорта с пропиской где-то на границах нашей области, которые фактом отправления естественных надобностей в общественных местах гражданином, позднее назвавшимся Соколовым, были потрясены и возмущены.

Да, незаконно гражданина закрывать за мелкое хулиганство, ну, а что делать, если уголовное дело по факту пальца не возбуждено, а если и будет возбуждено, то гражданина Соколова за его совершение никто-никогда не задержит, а гражданин Соколов, как только покинет порог нашего благословенного отдела милиции, исчезнет из моего поля зрения навсегда. Уедет, например, в любую страну СНГ и все, никогда я его оттуда не вытащу. Свою совесть я давно успокоил тем, что делаю подобные вещи не в своих шкурных интересах, а для благополучия общества и государство. Но, только не все разделяли мою точку зрения. Соколов, например, как лютый зверь бросался на толстую дверь камеры и, захлебываясь слюной, грозил мне ужасными карами через толстое стекло. Самой невинной из его угроз было то, что он заставит меня купить десять билетов на фирменный поезд до Благовещенска, потом следовали увольнение, посадка и пожирание моих погон вместе со звездочками.

Помахав «УАЗику» в котором Соколов, вместе с дебоширами, хулиганами и алкоголиками, под руководством помощника дежурного по РОВД поехал в районный суд, для получения справедливого приговора, я отбарабанив что-то на разводе о планах на сегодняшний день, поехал домой. Где меня заждалась собака и подушка.

Выгуляв, накормив и затискав истосковавшегося по хозяину Демона, я придвинул притащил на кухню телефон, разматывая длинный провод, заварил чашку кофе и сел заниматься делом, требующим максимальной концентрации и ангельского терпения — звонок в адресное бюро УВД области. В эту невинную пору, когда количество компьютеров было минимальным, и не все жулики были внесены в электронную базу трудолюбивыми девочками из информационного центра, самой свежей информацией о человеке обладали прекрасные сотрудницы адресного бюро. Почему прекрасные? Дело в том, что дозвониться в эту милицейскую службу было практически невозможно. Минимум тридцать-сорок минут требовалось упорному человеку, чтобы с той стороны телефонного провода что-то щелкнуло, раздалась прекрасная музыка, а минут через пять ты мог услышать самый сексуальный женский голос, который только можно себе представить:

— Адресная.

И ты, затаив дыхание, чтобы советская электроника не оборвала установившуюся между вами ментальную связь, произносишь:

— Здравствуйте, барышня, Краснодар сегодня, Дорожный УР, Громов, по адресу справочку, пожалуйста.

А потом, как трепетный влюбленный, ты прижимаешь к уху трубку, в надежде вновь услышать этот чарующий женский голос, прячущийся за безликим псевдонимом «двенадцатая» или «шестая».

Дама из справочной службы любезно сообщила мне, что гражданин Соколов Владислав Александрович ранее мирно проживал на улице Немецкого дипломата, после чего, вместе с семьей выписался на улицу Пулеметчиков в соседнем районе, но в отличии от прочих членов семьи до нового места жительства не доехал и не прописался. Кроме членов семьи Соколова, любезная барышня сообщила мне номер домашнего телефона по новому адресу, а также род занятий Соколова на момент получения паспорта — учащийся средней школы номер сто сорок восемь.

По телефону, установленному в квартире семьи Соколовых по улице Пулеметчиков, усталый женский голос сообщил мне, что Владик уже год, как не был дома, занимаясь бизнесом, а где его можно найти, моя собеседница сообщить мне отказалось, со внезапной злостью сообщив мне, что адреса сына у нее нет. У меня сложилось ощущение, что поисками Владика занимаюсь не только я.

Будучи человеком, стремящимся к справедливости и гармонии, я позвонил в военный комиссариат, к которому относился дом по улице Пулеметчиков, и, руководствуясь интересами Родины и ее обороноспособности, долго, с постоянными перезвонами, выяснял, кто же занимается весенним призывом девяносто второго года. Через полчаса мытарств мне ответил капитан Такой-то, представившийся начальником второго отдела районного комиссариата. На мое предложение обогатить его физически здоровым, несудимым, с оконченным средним образованием, призывником, что просто не прописался по новому месту жительства, капитан, непатриотично, заявил, что в сферу его интересов входят только молодые люди, вставшие на учет в его военкомате. Бесхозные бойцы ему не интересны. Моя попытка призвать к его совести была встречена некорректным вопросом о том, когда я последний раз проходил сборы. Дерзко заявив капитану, что я его не боюсь, так как у меня спец учет, я со злостью бросил трубку. Было от чего злится — кто-то сейчас готовится воевать на кровоточащем юге страны, а кто-то хитрожопый просто не прописался по месту жительства, и он в домике, призыв на службу ему не угрожает.

Подивившись отсутствием справедливости, я позвонил в отдел, узнал у недовольного помощника дежурного, что гражданин Соколов получил от народного судьи пять суток административного ареста и сейчас уехал в специальный приемник, и таки да, мой рапорт о том, что Соколова необходимо содержать без вывода на уборку улиц от прочих бумажек не отклеился, никуда мой фигурант не убежит.

— Ну твой Соколов и придурок! — на прощание заявил мне сержант.

— Что случилось? — я навострил уши.

— Судья ему хотела двое суток дать, но он ее обматерил, сказал, что ты ей деньги занес, ну она ему пять суток и выписала.

— Спасибо что сказал, мне стало приятно. — абсолютно искренне ответил я, попрощался и положил трубку.

Тут же мне в колено ткнулся влажный нос самой голодной собаки на свете, но я на эту провокацию не поддался, в отпихнув пса, упал на расстеленное на матрасе покрывало.

Итого у меня оставалось на решение вопроса с Соколовым четверо с половиной суток, так как срок его ареста начал течь с сегодняшней ночи, с момента, когда рука помощника дежурного записала его в книгу задержанных. Что в данной ситуации делать я сейчас не знал. Возможно, оттого, что мне, после бессонной ночи очень хотелось спать, но мысль прямо спросить Владика, чей труп он выбросил в целлофановых пакетах в мусорные контейнеры, казалась мне очень глупой. Следовательно, оставалось два варианта — получить информацию или по-новому, или по-старому месту жительства гражданина Соколова.

С этой мыслью я упал головой на подушку и не заметил, как уснул.

В обед мы с Демоном ели гречку. И если я, по причине своего холостого состояния, ел гречку с молоком, то мой питомец ел крупу, сдобренную свининой третьей категории, которую я щедро рукой выгрузил из морозилки и маленько разогрел. С момента открытия нашего мясного цеха, жизнь Демона стала похожа на филиал собачьего рая на земле. Выгуляв счастливого пса, я вновь завел "Ниву' и покатил через реку в сторону улицы Пулеметчиков.

Со слов соседей семьи Соколовых, которым я представился местным участковым, выявляющих дебоширов и иных любителей громкой музыки по вечерам, Владик Соколов в этом доме не жил, да и в гости к родителям за эти годы заезжал всего несколько раз.

Посетовав на невнимательную молодежь, я снова сел в машину и поехал в сторону улицы Немецкого дипломата.

По старому месту жительства Владика почти уже не помнили. Да, был такой мальчик. Семья приличная, ссор и ругани никто не слышал, папа в пьяном виде домочадцев не гонял, а Владик всегда вежливо здоровался с соседями и не курил в подъезде вонючие папиросы. О наличие друзей соседи ничего сказать не могли, и я, в некоторой растерянности вышел во двор типичной панельной пятиэтажки.

— Подскажите, пожалуйста, а это какая школа? — как утопающий за соломинку, а обратился к проходившей через двор молодой женщине, что тащила за собой невысокую девочку с огромным ранцем за спиной.

— Сто сорок восьмая. — даже не повернув головы буркнула женщина, целиком погруженная в буксировку дочери.

Это был знак свыше.