Вильгельм развернул коня и поскакал к своим войскам. Хьюберт несколько секунд смотрел ему вслед, затем, потрепав коня по загривку, поскакал за Вильгельмом, посмеиваясь:

— Мы снова в пути! Что ж, вперёд, за Сражающимся Герцогом!

Граф О, ехавший сзади, рассмеялся:

— Вы действительно готовы сражаться, старый вояка?

— Видит Бог, это так!

Король смотрел вслед всадникам, поглаживая бороду.

— Горячишься, кузен, — пробормотал он. — Но мозг твой трезв. Я знаю, что делаю. Будь уверен, я позову тебя, норманн.

Вдруг Генрих понял, что прямо перед ним стоит Сент-Поль.

— A-а! Вы здесь, граф? Что вы на это скажете? Может быть, мне натравить Нормандию на Анжу?

Король беззвучно рассмеялся. Сент-Поль, не сообразив сразу, что имеет в виду король, немного подумал:

— Вы хотите сказать, разжечь между ними вражду? Джеффри Мартелл очень мстителен.

— А почему бы и нет? — резко спросил король. — Пусть нормандский волк поможет мне убить анжуйскую лису. Чувствую, этот человек — расчётливый дьявол. Пусть лиса немного потреплет волка и опустошит его нору. Это помешает ему набраться сил.

Видя, что Сент-Поль в полной растерянности, Генрих объяснил:

— Граф, я не хочу, чтобы на моей границе появился могущественный сосед.

«Бургундскую лису» выкурили из норы, хотя не так скоро, как надеялись. Оплотом мятежников стал Брион. Хотя этот замок не был похож на крепость и располагался на острове посреди реки Риль, а не на возвышенности, он долгое время был твёрдым орешком для любого врага.

Нахмурившись, герцог отдавал короткие приказы. Его войска расположились на берегу реки: Вильгельм решил взять замок измором.

Говорили, что, услышав об этом, Гюи Бургундский расхохотался и объявил всем о спасении. Запасов продовольствия и воды в замке было достаточно, чтобы выдержать блокаду до зимы, и никто не сомневался, что у Вильгельма не хватит терпения ждать так долго.

Но Гюи недооценил противника. Воинственный герцог знал, когда нельзя медлить ни секунды, а когда нужно усмирить своё нетерпение и сжать волю в кулак. Если Гюи рассчитывал на то, что Вильгельму придётся вернуться в Нормандию, чтобы восстановить там порядок, то его ждало разочарование.

Нил де Сент-Совер вернулся в Бретань, где его объявили оборотнем и отобрали поместье. Ранульф из Байо бежал в неизвестном направлении. Лорд Ториньи погиб при Вал-ес-Дюне. Гримбольд дю Плесси закончил свои дни в кандалах в темнице Руана. Нормандии нужна была передышка, чтобы зализать раны. Люди начали понимать, каков их герцог. Волнения утихли.

Со временем всем стало ясно, что неиссякаемое терпение герцога действует Гюи на нервы. Он не находил себе места, всё время пытаясь что-то предпринять. Уверенный в победе, Гюи был готов к нападению противника, но ждать так долго было не в его характере. В те дни Брион был охвачен волнением. Люди с беспокойством посматривали на лагерь неприятеля по ту сторону реки, и с каждым днём их решимости становилось всё меньше, а надежда умирала. С наступлением зимы, когда запасы почти иссякли, в замке поселилось отчаяние. Люди расползались по углам и, кутаясь в плащи и одеяла, пытались спастись от холода. Никто уже не говорил о снятии блокады. Друзья Гюи взмолились перед ним отдать ключи от замка, но в ответ услышали лишь яростный крик о том, что они все желают его скорейшей смерти.

— Нет, милорд, что вы! Но здесь все мы сдохнем, как крысы в норе!

Гюи привстал на постели, придерживая плащ руками.

— Да здравствует смерть! — пробормотал он и глупо рассмеялся.

Его глаза горели лихорадочным блеском.

— Вы что, издеваетесь, скелеты? Скелеты из Валес-Дюна! — задыхаясь, кричал он. — Я знаю вас! Вы что, смеётесь надо мной? Мертвецы, все вы мертвецы!

Гюи закрыл лицо руками и зарыдал. Друзья успокаивали его, как могли, но он неподвижно лежал на спине, глядя в одну точку и говоря что-то монотонным голосом, наводящим ужас на окружающих.

Судьба замка была решена, когда выпал первый снег и река покрылась тонким слоем льда. Осаждённые принесли герцогу ключи от Бриона. Ответом им было:

— Пусть предо мной предстанет сам Гюи Бургундский.

Гюи вышел из замка. На спине он нёс седло коня, что означало сдачу крепости. Он шёл с большим трудом: тяжёлая ноша была не под силу его ослабевшим ногам. Галет, сидевший у ног герцога, проговорил:

— Можешь ослабить поводья. Этот всадник уже затравленный зверь.

— Знай своё место, дурак! — прорычал герцог, ударив шута ногой.

Он подъехал к Гюи, на коленях ожидавшему приговора, снял седло с его спины и отбросил его в сторону.

— Встань, кузен, и послушай, что я тебе скажу! — приказал он и, не дожидаясь, сам поднял бургундца.

Приговор был милосердным: рыцари получили прощение, а Гюи лишился своих земель. Он не имел больше права быть вассалом герцога, но мог в любое время стать его гостем.

После этих слов люди Гюи на коленях целовали руки Вильгельма. Гюи не смог ничего сказать: губы его беззвучно шевелились, а по щекам текли слёзы.

Герцог подозвал Фиц-Осберна и кивнул головой в сторону бургундца:

— Уведите его и дайте какое-нибудь поместье.

Он похлопал Гюи по плечу:

— Иди, кузен. От меня не исходит угрозы, клянусь тебе.

Позже, когда подвернулся случай, Рауль, опустившись на колени, поцеловал руку Вильгельма. Тот посмотрел на него сверху вниз, улыбаясь уголками рта:

— Что ты теперь скажешь, Рауль?

— Я видел вашу силу, милорд, и вашу справедливость. Теперь я вижу ваше милосердие.

— Брось! Я что, кошка, чтобы набрасываться на полудохлую мышь? — презрительно спросил он.

Гюи Бургундский оставался при дворе Руана до весны, но всем было ясно, что ему там неуютно. Когда с полей сошёл снег, он попросил разрешения уехать из Нормандии и, как только получил его, вернулся в родные места.

С приходом весны герцогу принесли послание от короля Генриха. Король просил вассала помочь ему в войне против Джеффри Мартелла, графа Анжуйского.

Помощь Генриху действительно была нужна. Тщеславный Мартелл, всегда считавший, что его недооценивают, сумел посеять раздор среди соседей и поднять людей против короля. Графы Шартра и Шампани узнали об этом и подняли много шума. Майен, чьи владения были на границе с Нормандией, оказался под каблуком Мартелла, так как тот был опекуном юного графа Хью и умело воспользовался своим положением.

Победив и взяв в плен благородных графов Шартра и Шампани, Мартелл решил, что может получить ещё больше власти, и решительно взялся за дело.

Весной того же года он объявил о своём неповиновении королю Генриху и подтвердил эти слова, вступив с войсками в Гиеннь и Пуату. Одержав победу в нескольких сражениях, Мартелл взял в плен правителей обоих графств и обещал их выпустить только тогда, когда они согласятся выполнить все его требования. Последние были поистине грабительскими, но у графов не было другого выхода. Однако через четыре дня после своего освобождения граф Пуату умер. Гиеннец остался жив. Как потом мрачно шутили при дворе Анжу, вероятно, «он пил из другого кубка».