– Они бы не справились с твоим характером. Выйдешь за другого, у вас будет два сына. Одного из них ждет трудная, но яркая жизнь. Он будет очень богат, но радости это не принесет ни ему, ни тебе.

– А если я не хочу?

– Инч?[33]

– Если я не хочу семью?

Старушка хмыкнула и отставила чашку:

– Расскажи об этом Богу!

Наира скрестила руки на груди:

– Обязательно!

Следующей на очереди была Рузанна. Мельком взглянув на кофейную гущу, Ано рассмеялась:

– Он здесь!

– Кто? – воскликнули все четверо.

– Твой жених на «И». Сидит в большом кресле и ждет тебя. Иди скорее домой!

Девушка обернулась к подругам.

– Что стоишь? Иди, тебе же сказали!

– Вы не обидитесь?

– Иди!

Рузанна порывисто обняла подруг и поцеловала женщину в морщинистую щеку.

– Спасибо вам!

Ее уход немного успокоил Ано, избавив от продолжения. Чудовищного и трагического. Двадцать вторая осень заберет ее единственного сына, а с ним и счастье.

Все это время Маник молчала, что лучше любых слов говорило о том, что она встревожена. Что, если вместо состоятельного мужа и беззаботной жизни за границей судьба приготовила ей совсем иное? Нужна ли ей такая правда? Девушка не заметила, как случилось, что чашка выпала из рук Ано. И лишь сама Ано знала, зачем она это сделала.

– Вай! – воскликнули обе.

– Все хорошо! Я все равно не хотела знать, что меня ждет.

– Я успела увидеть твой переезд. Чем дальше ты будешь от Ленинакана, тем лучше.

– Это точно! – рассмеялась Маник, про себя решив, что хрустальный шар тоже иногда ошибается – она никогда не жила в Ленинакане и не планировала.

Она услышала то, что хотела, и вдаваться в подробности не собиралась.

В тот же год, догадываясь о своей болезни и даже не пытаясь лечиться, Ано ушла, оставив мучительно долгую и очень непростую жизнь на земле. Она часто вспоминала молодых выпускниц, но так и не узнала, насколько точными оказались ее пророчества.

Глава 20

Тишина. Все вокруг замерло, и лишь стрелки на часах лениво преодолевали полуденную жару. Я вытерла пот с лица краем мятой футболки и прислушалась. Где все? Сейчас мне было просто необходимо избавиться от ужасного сна, растворить его в потоке чужой болтовни. Еще надеясь, я обошла все комнаты. Ушли!

Ноги сами привели меня в ванную. Прилипшая к телу футболка тут же полетела на пол. Бабушка говорила, что вода уносит все кошмары. Я повернула кран и под монотонный шум воды начала говорить. Я поведала воде обо всем, что мне приснилось, стараясь не упустить ни малейшей детали. Чудо или нет, но мне действительно стало легче. Пар вырвался из ванной, добавив торжественности моему выходу. В махровом полотенце, как в римской тоге, я прошествовала по коридору поступью античной богини.

– Мариам!

Голос раздался где-то сзади, из кухни. Я взвизгнула от испуга. Тигран!

– Прости, не хотел тебя напугать. – Он поспешил отвернуться.

Какого черта?! И тут я вспомнила о своих длинных волосах, ведь в них можно было бы спрятать горящие щеки. Тога вновь стала выцветшим от солнца полотенцем, а я – смущенной девочкой.

– Что ты тут делаешь?

– Мы не могли до тебя дозвониться, и я решил приехать.

– Кто это мы?

– Семья.

Впервые это слово относилось ко мне. Лучшее слово!

– А где все?

Мне удалось быстро проскользнуть в свою комнату, чтобы одеться.

– У Ануш. Нара-та сказала, что оставила тебе записку. Тебя не смогли разбудить.

Я неловко, словно чужими руками, натягивала на себя одежду.

– Ты закончила?

– Еще секунду! Я не видела ее. То есть записку.

Он появился в дверях именно в тот момент, когда я, уже одетая, лихорадочно соображала, куда деть свои руки.

– Ануш совсем плохо, вряд ли она переживет ночь.

Круги под глазами и помятый вид лучше всяких слов говорили, что поспать ему не удалось. Мой сон! Ваня с Денисом пришли за кем-то!

– Отвези меня туда!

Стало не важно, нуждались ли во мне там. Тиграну не понравилась эта идея – я научилась читать по его лицу.

– Там не как в кино.

– Я хочу быть рядом с ними. Ты ведь поэтому приехал?

Дверной косяк проскрипел, освободившись от его веса. Тигран не собирался отвечать на мой вопрос.

– Хорошо. Собирайся, я подожду тебя внизу.

Он был уже у входной двери, когда я произнесла:

– Можешь в гостиной подождать!

– Нет, это неправильно.

Должно быть, мне следовало знать почему. Но я не знала.

– Аствац им![34] – то ли устало, то ли раздраженно простонал Тигран. – Мариам, дома никого нет, я не могу остаться с тобой, это неуважение к твоему дяде!

Упрямый индюк! Он вышел, а я бросилась на кровать, глупо улыбаясь. Было в моем счастье что-то запретное. Где-то в незнакомом доме готовился траурно завыть дудук, а мое сердце выводило светлое соло на флейте. Но в том не было моей вины.

Мы приехали в соседний район с однотипными домами и подкошенными деревьями. Двор в это время отдыхал от людей. Потрескавшийся асфальт, старые стены и проржавевшие, но такие милые беседки, увитые диким виноградом, – каждая деталь возвращала в конец прошлого века, который я видела лишь в фильмах да на редких фотографиях.

– Пришли, – бросил Тигран.

Опять этот лед в голосе. Я знала наверняка, что увижу хмурый взгляд, обращенный в телефон. Трижды я пыталась выяснить причину его раздражительности, но на работе все как один тут же меняли тему разговора.

– Зайди в дом, я подойду через минуту. Мне…

– …нужно позвонить! – огрызнулась я и потянулась к дверной ручке.

Дверь квартиры была приоткрыта, и я вошла, стараясь не беспокоить старые половицы своей ревностью. Запах лекарств и одиночества заполнил мои легкие, и по коже побежали мурашки – здесь веяло смертью.

Услышав шорох, в коридор вышла бабушка Тиграна. Она явно удивилась, но, быстро вернув лицу прежнее выражение, поставила на столик поднос с туркой и пустой чашкой.

– Мариам! Как ты тут оказалась? – коснулась она губами моей щеки.

Раньше я очень редко позволяла себе и другим тактильное проявление эмоций, но в Армении это считалось обычным делом, и я смирилась. И сейчас, поддавшись порыву, я коснулась ее плеч.

– Меня Тигран привез.

Взгляд ее уперся в дверь, и я поспешила объяснить:

– Он разговаривает по телефону.

– Странно. Мне он сказал, что у него дела на работе.

– Это моя вина: я заставила его привезти меня сюда. Как бабушка?

Рузанна вздохнула. Напряженное ожидание последних дней наложило отпечаток на ее немолодое,