Славик повернулся к двери.

Наташка успела в этот момент поворота увидеть его глаза… Пустые, тусклые? Нет… Глаза чучела, стекляшки, вставленные таксидермистом – вот что вскользь мазнуло по ее лицу, – она дернулась, словно налетела на что-то невидимое, липкое и гадостное… Славик зашагал в прихожую.

Каждый шаг был быстрее предыдущего.

Что с ним? Наташка огибала стол без нервной торопливости, у них в прихожей хитрый замок, надо крутить в другую сторону, и пока…

Треск.

Наташка пулей выскочила из кухни.

Хитрый накладной замок остался в целости на своем законном месте, так и был прихвачен к двери четырьмя мощными винтами. Но на его язычке болтался изрядный кусок дверного косяка… Дверь была распахнута.

На лестнице стихал топот. В самом низу лестницы.

Наташе стало страшно. Она опять осталась одна.

Он сидел на большом камне.

Камень был прохладным – не успел прогреться утренним солнышком, но гладким – сидеть удобно. А холодок снизу ерунда, бодрит после бессонной ночи… Почти бессонной… Второй подряд – почти…

До “Хантер-хауза” метров сто – в разрыве ветвей охотничий домик был отлично виден.

Руки ласкали дерево и металл: щелк – прицел встал на место….

Интересно, пили вчера? Тогда лежат сейчас похмельные…

…поворот руки – на стволе глушитель…

По крайней мере кто-то точно остался…

…щелк – обойма готова к стрельбе…

И самое главное: где сейчас Прохор? Прохор, любящий убивать…

Он держал карабин на чуть отставленных руках. Ну до чего же красив. Функционален. Ничего лишнего. Стоит дорого. И – ничего не стоит без руки, которая его держит…

Его левой руки…

Ваня встал с камня.

И поднял оружие.

Наташка и сама не ждала от себя такой прыти. И решительности.

А может, ее толкал страх – снова остаться одной.

Впрыгнула в кроссовки и понеслась по лестнице. Удивленные голоса родителей в глубине квартиры проигнорировала – после, после, некогда… На улице сразу поняла, что в-спринте ей со Славиком не тягаться… Хорошо хоть никуда не свернул, оставался в прямой видимости.

Она отчаянно замахала катящему мимо “жигуленку”. Тормоза скрипнули.

Водитель откровенно ржал над бесплатным шоу и не менее откровенно намекал, что не стоит за таким и гоняться, есть получше, только глянь вокруг, да не туда глянь, налево глянь, глупая…

Потом посмотрел на стрелку спидометра – ржание обрезало.

Он кончил все одним ударом.

Удар был страшный, мужчины в его семье всегда отличались силой…

Темное ореховое дерево раскололось, ствол отлетел от ложи, ствольная коробка изогнулась дугой – именно она приняла удар о камень на себя. Осколки идеально отшлифованных, безумно дорогих линз прицела сиротливо поблескивали на траве. И, по большому счету, ничем не отличались теперь от бутылочных… Спусковой крючок уцелел под скобой, торчал вроде по-прежнему… но как-то сиротливо, не вызывая желания нажать.

Несколько секунд он стоял молча и неподвижно, как над телом павшего друга. Глаза были сухи.

…Искалеченные, искривленные останки никак не хотели ложиться в достойный Страдивари гроб. А гроб не хотел закрываться. Он ударил по крышке ногой, с трудом защелкнул один замок…

И пошел к “Хантер-хаузу”.

Еще не все закончено.

По счастью, деньги у Славика нашлись. Наташка, понятно, о такой мелочи на бегу не подумала.

Прикусивший язык водитель схватил мятую бумажку, странно на них посмотрел и с места газанул по пустынной улице. Славик пытался виновато улыбнуться – не получалось. Отпустило его резко, как и вчера. И точно как вчера осталось лишь тоскливое ощущение ушедшего знания.

Наверх, к родителям и раскуроченной двери, не хотелось. Но там остались фотографии Наи. Ее подруги Наи.

Старой школьной подруги.

Полгода назад подруга попросила Наташу срочно вставить ей выпавшую пломбу – вечером уезжала. А через месяц пришла снова – сказав, что гинеколога, косметолога и стоматолога надо иметь своего, персонального и личного. А качество Наташиной работы ее вполне устраивает…

Именно в тот день Наташа и заподозрила, что банально и просто сошла с ума.

Свихнулась.

Сбрендила.

Поехала крышей.

Спятила.

Тронулась умом.

Шизанулась.

и т.д. и т.п.

Но сейчас она подозревала гораздо более страшное.

Она в порядке.

С ума сошел окружающий мир.

В “Хантере” пусто. Никого.

Однако – вчера явно были. Интересно, интересно… И ни одной пустой бутылки, ну надо же… Впрочем, это не важно. Теперь – не важно.

Он грохнул футляр на стол, напротив места Прохора. Вместо заявления. Заявления о выходе из клуба. Прохор поймет. Прохор поймет все. Когда надо – Прохор понятливый.

Ваня подошел к большому деревянному шкафу. Взглянул на вторую сверху узкую деревянную панель, разделяющую полки – несекретные полки. Сейф. Его личный сейф – сейф мастера.

Открывать и смотреть не хотелось… И он дернул панель на себя – не набирая код и не отключая механизм самоликвидации… Внутри зашипело.

Смотрел с опасливым интересом – наблюдать вживую Действие заморского механизма не приходилось. Он был – для экстренных ситуаций, таких в “Хантере” пока не случалось. Теперь – случилась…

Не полыхнуло бы… Сплошное вокруг дерево.

Не полыхнуло. Сработало как надо – хотя было рассчитано на уничтожение дискет да бумажек.

Внутри что-то лопалось со звоном, и что-то шипело с потрескиванием, и что-то просто шипело, и через непредставимо малую щелку пробился-таки резкий спиртовой запах… Все длилось ровно десять минут – он засек время – и кончилось. Не полыхнуло – только аромат нагревшегося дерева напоминал о русской бане – о бане, в которой к великому горю собравшихся вдребезги разбилась трехлитровка со спиртом…

Вот и все. Нет коллекции мастера. Да и мастера – больше нет. Правда, остался другой…

Он резко, чтобы не передумать, рванул вторую панель. Тоже сейф. Сейф Прохора. И вышел на крыльцо, не слушая змеиного шипения.

Солнце уже поднялось над окружающими “Хантер” деревьями – осветило и ослепило. Он не стал жмуриться и прикрываться ладонью. Глаза у него никогда не слезились – не часто, но такое бывает. Что-то со слезными железами. Не умел Ваня плакать.