— Декан Вебер. — Вэнс обратился к нему резко и сердито.

— Вчера я не успел похвалить вашу речь, но я хочу, чтобы вы знали — в Кембридже очень, очень гордятся вашими достижениями.

— Вашей заслуги в этом нет, декан Вебер, — отрезал Вэнс. — Или вы стали относиться мягче к игрокам и прочим сомнительным личностям вроде меня?

Пожилой мужчина напрягся.

— Я вас понимаю, — кратко ответил он.

— Нет, декан Вебер, — продолжал Вэнс, — не думаю, что вы когда-либо это поймете. Вы старались исключить меня из Кембриджа и делали все возможное, чтобы те четыре года, которые я там провел, были максимально неприятны. А теперь вы ожидаете, что я благосклонно приму комплимент, который вы делаете не потому, что цените мою работу, а потому, что упустили возможность…

— Вэнс! — с упреком воскликнула Сюзанна.

Не говоря ни слова, престарелый кембриджский декан развернулся на каблуках и сердито вышел из ресторана.

— Зачем вы это сделали? Вы вели себя грубо, это, это… — Сюзанна запиналась от гнева. — Это была одна из самых отвратительных сцен, которые мне доводилось видеть.

— А вы ждали от меня вежливости? Чтобы я сказал: «Спасибо, декан Вебер, за удар в спину»? «Рана больше не кровоточит, а шрамы уже почти не видны»? Вы ждете от меня такой вежливости, хотя я знаю, что подошел он по единственной причине — ему хочется присосаться к человеку, который добился успеха, несмотря на все его усилия, а теперь он еще и хочет, чтобы его уважали за мои достижения?

— Но нет необходимости кидаться на людей, — настаивала журналистка. — Пусть бы сказал, что хотел, и шел своей дорогой. Похоже, вы специально стараетесь жить так, чтобы у вас была возможность всех оскорблять.

— Например, когда я платил за свое образование выигранными деньгами? — спросил Вэнс. — Или когда задел чувства армейского командования тем, что построил больницу, напоминавшую им о детях, которых они изувечили? Декана Вебера я с самого начала оскорбил уже тем, что существовал. Я был человеком не его круга, и он изо всех сил старался меня в этот круг не пустить. Он даже связывался с президентом МИТ, пытаясь помешать мне учиться. Как он сказал, я «морально непригоден».

— Возможно, он был прав, — заявила Сюзанна. Они говорили все громче, но в ресторане почти никого не осталось — только одна пара, занятая в дальнем углу своими любовными разговорами. Грациано дипломатично вышел.

— Это дешевое обвинение человека, который изводил меня два года. Оглянитесь в прошлое и посмотрите на свои выступления на некоторых конференциях, прежде чем говорить о том, что я беспричинно оскорбляю людей!

Сюзанна замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но сдержалась. Вместо этого она изящно встала, наклонилась и прошептала Вэнсу на ухо:

— Пора взрослеть.

Повернулась и направилась к выходу — а там исчезла в лучах вечернего солнца.

Господи, похоже, она в гневе! — подумал Эллиотт Кимболл, поспешно отворачиваясь, чтобы Сюзанна его не узнала. Он повернул зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть женщину получше, но быстро подъехало такси, желтый «фиат», и увезло журналистку.

— Мой друг, она прекрасная женщина, — благожелательно сказал Жюль Грациано, усаживаясь на стул, который еще хранил тепло Сюзанны.

— Да, — согласился Вэнс, — прекрасная снаружи, но я не знаю, какова она, если копнуть глубже. — И он вкратце пересказал отзывчивому ресторатору, что Сюзанна писала о нем. Тот пофыркал, покачал головой.

— Скажу тебе вот что, — начал Жюль. — Никогда в жизни я не видел мужчину с такой ледяной решимостью и крепкими нервами, как ты за карточным столом. Ты попадал в ситуации более непроходимые, чем задница девственницы, и я ни разу не наблюдал, чтобы ты терял хладнокровие. Но очень плохо, что тебя лишает самообладания присутствие женщины. — Хозяин ресторана рассмеялся и похлопал приятеля по плечу. Прикончив бутылку «Брют Спуманте» за старую дружбу, они распрощались, и Вэнс вышел на улицу. Нет лучшего друга, подумал он, чем человек, которому ты спас жизнь.

По виа Монтенаполеоне торопливо сновали люди, решившие пройтись вечером по магазинам, в основном — шикарные женщины, за которыми бегали шоферы, нагруженные коробками из первоклассных миланских ателье.

Поток машин на этой узкой, слегка изгибающейся улице вяло тек между лимузинами, припаркованными там, где становиться нельзя. За спиной Вэнса маячил громадный телохранитель — он покорно ждал, пока швейцар Грациано поймает им такси. Охранник начинал нервировать Вэнса. Говорил он мало, сообщил лишь, что его зовут Якобо (он произнес «Йа-ко-по»). Вэнс решил, что позвонит Кингзбери тем же вечером и спросит, нельзя ли избавиться от этого громилы.

Такси проезжали мимо — занятые, но Вэнса это не особо беспокоило. Ему нравилось разглядывать лица людей, идущих по самой роскошной в городе улице с ее желтыми пыльными зданиями, богатыми навесами, швейцарами в шикарной униформе у дверей. Тут не просто пахло деньгами — деньги тут были видны и звучали. Вдруг потеряв терпение, Вэнс дошел до угла и поймал такси — там движение было меньше.

Телохранитель захлопнул за ними дверцу, и водитель повернул зажигание. Машина рванулась вперед на расстояние в два автомобиля, но затем таксист резко нажал на тормоз, и такси, дернувшись, остановилось.

— «Хилтон», — сказал Вэнс шоферу, который воспринял это, словно командировку в ад. Он вел машину, почти как и любой итальянский таксист — как одержимый, из которого еще не изгнали бесов. Поехали, остановились. Дернулись, разогнались. Ехали рывками — сначала по тротуару, затем вернулись на дорогу. После поворота налево на четырехполосном бульваре поток машин разделился, и водитель стал обычным летчиком-испытателем.

После спора с Сюзанной Сторм болела голова. Возможно, она права: он повел себя с Вебером неправильно. Наверное, стоило позволить старику — пусть нес бы свою напыщенную чушь. А теперь женщина воззвала к его совести, и ему это не нравилось. Он не сделал ничего такого, из-за чего стоило себя винить.

Вебер был одним из немногих, на кого Эриксон держал обиду. Тот навредил ему не случайно; он злонамеренно старался испортить карьеру Вэнса.

Тем не менее происшествие в ресторане крутилось в голове, и в центре циклона была Сюзанна Сторм. Вэнсу было необходимо ее одобрение. Он покачал головой. Искать одобрения было не в его стиле.

Если бы Вэнс не был настолько поглощен своими мыслями, если бы не забыл о реальности, он мог бы заметить, что телохранитель, хмуро глядя на пробку впереди, вдруг насторожился больше обычного. Мог бы заметить, что охранник залез под куртку и расстегнул кожаную кобуру с автоматом «узи». В гуле движения случилась легкая пауза. Таксист ее тоже заметил, но его не слишком удивляло то, что вытворяют водители Милана.

Телохранитель незаметно достал автомат и теперь держал его наготове, прикрывая лишь краем пиджака.

Лобовое стекло разлетелось, как только началась стрельба; пули вонзались в сиденье перед Вэнсом.