Они попрощались, и Дронго положил трубку. Затем онперезвонил Леониду Кружкову и предупредил его, что будет встречать в офисеИллариона Гоцадзе, который должен приехать через час.

Ровно через час Дронго уже сидел в своем небольшом кабинете.Но молодого человека не было. Прошло еще тридцать минут. Никто не появился.Затем еще тридцать. Он уже собирался звонить отцу Гоцадзе, когда наконец вошелдолгожданный гость. Ему было не больше тридцати. Долговязый, высокого, почтибаскетбольного роста, худощавый, с характерно большим носом, темными глазами,черными кучерявыми волосами. Он вошел в офис, глядя веселыми глазами наКружкова и его жену, которые сидели за столами. Было заметно, что этот молодойчеловек привык чувствовать себя победителем. Привык получать от жизни вседоступные и недоступные удовольствия. Он подкатил на «шестисотом» «Мерседесе»и, хотя стоянка здесь была запрещена, демонстративно оставил свой автомобильпрямо под знаком. И вошел в офис.

– Добрый день, – вежливо поздоровалсяКружков, – вы господин Илларион Гоцадзе?

– Да, – кивнул гость, – мне передали, чтобы як вам приехал.

– Проходите. Вас ждут, – Кружков показал в сторонукабинета. Когда Илларион вошел в небольшой кабинет, обставленный книгами, наего лице мелькнуло подобие презрения. Его собственный кабинет был раз в пятьбольше. Да и вообще подобных кабинетов не было даже у руководителей отделов ихкомпании. Он кивнул хозяину кабинета, не протягивая руки, и сел без разрешенияна стул. «Какой-то мелкий клерк, который приводит в порядок бумаги погибшегоЕгора», – подумал он, с некоторым любопытством глядя на Дронго. Тот понялэтот взгляд – снисходительный, немного презрительный и полный превосходства.

– Извините, что вас побеспокоили, – началДронго, – я знаю, какой вы занятой человек.

– Да, у меня было много дел, – извиняться за почтичасовое опоздание Иллариону не пришло бы в голову. В таком кабинете не могсидеть уважающий себя человек. Или равный ему, Иллариону Гоцадзе.

– Мы хотели с вами встретиться, чтобы поговорить овашем погибшем друге Егоре Богдановском, – напомнил Дронго.

– Я в курсе, – лениво ответил Илларион, – меняотец уже предупредил. Какие-то бумаги или документы. Спрашивайте, что вамнужно. И учтите, у меня мало времени…

– Безусловно. Я понимаю, как вы заняты, – повторилДронго. И снова Гоцадзе не почувствовал подвоха.

– Конечно, занят, – снисходительно произнесон, – я ведь не подшиваю бумажки, как вы. У меня более важные дела, чем увас. Иначе вы бы сидели у меня в кабинете, а я бы в вашем… – он не сказал«клоповнике» или «крысятнике», но интонация и его презрительная улыбка ясноговорили, как именно он относится к этим людям, посмевшим выйти на его отца ипобеспокоить семью Гоцадзе.

Дронго решил, что время реверансов закончилось.

– Вы учились вместе с Егором в Лондоне? – уточнилон, меняя выражение лица и тембр голоса.

– Да, – несколько удивился такой резкой переменетона Илларион, – мы там были вместе.

– Значит, вы о нем все знаете. Ваш отец сказал мне, чтодаже ваши квартиры, которые вы там снимали, находились рядом друг с другом.

– Правильно. Мы были соседями.

– И вместе ездили в Амстердам?

– Да, – улыбнулся Илларион, – несколько раз.

– Пробовали наркотики?

– Нет… да… Что вы такое спрашиваете? Конечно, нет.Просто ездили на культурную программу.

– Понимаю. Хотели увидеть музей Рембрандта. Или у васдругие увлечения? С вами ведь был художник Илья Шмелев. Возможно, ему большенравились импрессионисты?

Илларион насторожился. Он не такой дурак, чтобы непочувствовать издевки в голосе этого человека. Иметь такой небольшой кабинет иразговаривать с ним на равных. С ним! С Илларионом Гоцадзе! Кто это такой?

– Я не знаю, кто ему больше нравится, – холоднозаявил Илларион, – но мне Рембрандт не нравился никогда. Все эти черныекартины с проступающими человеческими лицами. Он мрачный художник. А ездили мыотдыхать. Как нам нравится.

– И все-таки вы не ответили на мой вопрос. Наркотикипробовали? Только не врите. Честно. Да или нет?

– Да, – зло ответил Илларион. – Это что,допрос? В Голландии наркотики разрешены по закону. И все, кто туда приезжает,их пробуют.

– Как странно, – пробормотал странный,осмелившийся допрашивать его тип, – я был в Голландии одиннадцать раз и ниразу не пробовал наркотики.

– У каждого свои увлечения, – усмехнулсяГоцадзе, – может, вы любите что-то другое. А мы не наркоманы, если вы обэтом подумали. Никто из нас не подсел на наркотики. Попробовать, да, интересно.Травка разная, анаша, марихуана. Но от героина мы все отказывались… –Последние слова он произнес не совсем уверенно.

– Всегда? – сразу почувствовал его неуверенностьДронго.

– Да, – разозлился Илларион, – я не понимаю,какое отношение имеют наши поездки в Голландию к бумагам Егора. Зачем вы менясюда позвали? Кто вы такой? Что вам нужно? И вообще, я не хочу отвечать на вашивопросы.

Он сделал движение, собираясь подняться. Но голос Дронго егоневольно остановил.

– Подождите, – Илларион услышал металл в голосеэтого незнакомца и невольно вжался в стул, – с вами никто не шутит. Мы несказали вашему отцу правды, чтобы его не беспокоить.

– Какой правды? О чем вы говорите?

– Мы расследуем убийство Егора Богдановского. И неоткрыли этого вашему отцу, чтобы лишний раз не бередить его раны. Ведь намизвестно о смерти вашего двоюродного брата в автомобильной катастрофе. –Дронго блефовал, но сейчас это был единственный выход.

– Какое убийство? – привстал от волненияИлларион. – Егор умер сам. У него была открытая язва. Так нам сказали.

– Его убили, – мрачно подтвердил Дронго, – иучтите, что об этом никто не должен знать. Даже ваш отец. Даже ваши самыеблизкие друзья. Кажется, вас было четверо: Атос, Арамис, Портос и д’Артаньян.

– Верно, – невесело усмехнулся Илларион. –Значит, его убили. Вы знаете, кто это сделал?

– Не знаю. Поэтому мы вас сюда и позвали.

Илларион был хроническим лентяем, позером и хвастуном. Онпривык к легкой жизни и считал, что она будет такой все отпущенное ему время. Ноу него было доброе сердце.

– Вы все правильно сделали, – вздохнул он. –Теперь я вас понимаю.

Дронго поднялся из-за стола, обошел его, взял свободный стули уселся напротив Иллариона.

– Я хочу, чтобы ты мне помог, – сказал он, глядямолодому человеку в глаза. – Вспомни, может, у твоего друга были враги?Может, ты вспомнишь, где он был в последний день перед тем приемом, которыйустраивала компания его отца.