— Откуда ты, парень? — спросил я его.

Великан в ответ выругался. Очень невежливо, особенно с учетом того, что минуту назад я промывал ему глаза от шерскена. Второй воткнул пленнику в рот кусок тряпки, а Курнос уселся ему на спину и сломал мизинец на левой руке. А потом сломал безымянный, средний и указательный. Всякий раз слышался хруст, а потом стон из-под тряпки, глаза же великана становились все больше. Второй склонился, приложил палец к губам, приказывая пленнику вести себя тихо, и вынул кляп. Великан болезненно дышал, густая слюна стекала у него изо рта.

— На мои вопросы отвечать тотчас, — сказал я ласково. — Ибо, как говорит Писание, нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу.[14]Потому повторю: откуда ты, парень?

— Из Тириана, — прохрипел он.

Тирианон-наг, обычно называемый Тирианом (убейте меня, но не знаю, откуда это варварское название происходит[15]), был небольшим, хотя и богатым городком у самой границы марки. Насколько мне было известно, там можно заработать неплохие деньги на охране купеческих кораблей, которые путешествуют в довольно опасные районы вверх по реке. Но этот бедолага подумал, что сделает карьеру в Хез-хезроне. И карьера его заканчивалась теперь здесь, в руинах крепости Сареваальд. Плохое место для смерти, но с другой стороны, а какое место для смерти хорошо? О том, что он умрет, знали все мы. Вопрос заключался лишь в том, будет ли эта смерть быстрой и в меру безболезненной — или же наш забияка окажется у адских врат, воя от боли, порезанный на кусочки? Впрочем, после длительного и тесного знакомства со мной и моими инструментами даже ад показался бы ему раем. Но, во-первых, у нас не было достаточно времени для длительного знакомства, а во-вторых, ясное дело, не оказалось у меня при себе инквизиторских инструментов.

— Куда они ушли? — спросил я.

Пленник не ответил, но я вежливо выждал минуту. Потом Первый ударил его ногой прямо в рот так, чтобы захлебнулся кровью и собственными зубами. Вторым ударом сломал ему нос.

— Куда они пошли? Что там такое? — повторил я вежливо и легонько стукнул его по сломанному носу.

Великан заскулил.

— Не знаю, — простонал он, сплевывая красным. — Не знаю, прошу вас. Я всего лишь охраняю. Они возвращаются в полдень. Приносят деньги… много денег… Молю Господом нашим Иисусом Христом, не убивайте меня, буду вам служить, как верный пес, молю…

Глядя на него, я видел не большого и сильного бойца, но обиженного мальчика, который желал, чтобы его наконец перестали бить.

Я любил, когда в людях происходит эта перемена, и, хотя мог видеть ее часто, продолжал испытывать удовлетворение, когда сам становился причиной такой перемены.

Курнос глянул на меня, а я на миг задумался. Обычно прекрасно знаю, когда человек врет. Этот же вроде бы говорил правду. Курнос, если честно, явно рассчитывал на развлечение, но, во-первых, не было у нас времени, а во-вторых, не люблю напрасной жестокости. Я всегда говорил, что палачи и их помощники за напрасной жестокостью скрывают плохое владение Искусством. Ведь не в том дело, чтобы причинить жертве боль, часто — даже не в том, чтобы вырвать у нее признание, но лишь в том, чтобы заставить раскаяться. Чтобы страдающий и сокрушенный преступник упал в объятия инквизитору и, рыдая, признался в своей вине, всем сердцем возлюбив того, кто даровал ему радость боли и направил на тропу веры. Понятно, что нынче речь шла не о раскаянии и милосердии. Нам как раз требовались признания. Быстрый и точный ответ. Если, понятное дело, сумеет таковой дать. И если оказалось, что великан знает немного, то это ведь не из-за отсутствия доброй воли, верно? Зачем же тогда ему страдать?

Я глянул на Курноса и покачал головой. Потом уперся великану в спину и дернул его голову вверх. Хрустнуло. Быстрая и безболезненная смерть. Курнос явно остался недоволен.

— Когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный[16]— процитировал я Писание, глядя на тело. Правда, не думал, будто наш великан оказался у небесных врат, но… что же, всегда следует надеяться.

Близнецы сбросили тело великана со склона, и оно сгинуло где-то в густых кустах. Не скоро его найдут. На миг я задумался над тщетой человеческой жизни… Эх!

Камень, скрывающий вход в подземелья, и правда был тяжел. Мы едва справились вчетвером. Когда уже собирались сойти вниз, Первый внезапно задержался:

— А если кто назад его передвинет?

— А кто сюда может прийти? — пожал я плечами. — И кто сдюжит такое сделать? Да и потом, я уверен, что есть и другой выход. Я бы, например, не вверил нашему покойнику свою жизнь.

— Х-х… курва, — рявкнул Курнос, поскольку споткнулся на ступенях и едва не слетел вниз.

Лестница была крутой, длинной и отвесной. Закончилась так внезапно, что Первый, не разобравшись, ткнулся в стену.

— Нет хода, — сказал он, поводя фонарем. — А… не… типа, есть, — пробормотал через миг и потянулся к заржавевшему рычагу у самого пола.

— Не трогай, — крикнул я.

Тот отскочил, словно обжегшись:

— Ловушка?

— А черт его знает, — ответил я, хотя был почти уверен, что именно ловушка. По крайней мере, я бы устроил именно такую.

Мы начали внимательно осматривать стены. В конце концов, здесь погибли люди, и что-то ведь их убило. Так отчего бы ловушке не быть, например, в самом начале пути? Второй обстоятельно простукивал стену костяшками пальцев, а потом усмехнулся и осторожно вынул один из камней. Ниша была глубока и к тому же сужалась: не рассмотреть, что скрывается внутри. Второй взял у меня палку и всадил ее внутрь. Придавил, когда ощутил сопротивление. Что-то отчаянно скрежетнуло, и стена слева отодвинулась, открывая узкий, низкий коридор.

— Ну что же, как видно, нам вперед — сказал я, но происходящее совсем перестало мне нравиться.

Если вообще хоть когда-то нравилось. Сто пятьдесят крон в который раз показались мне не такой уж большой суммой, чтобы рисковать жизнью. Кроме того, когда я заглянул в открытый Вторым коридор, сразу понял: вряд ли спутники Элии проходили здесь. Туннель был низким, и чем дальше, тем ниже — с мокрыми от сырости стенами. К тому же из его зева шел отвратительный смрад, воняло гнилью, словно в коридоре много лет не было ни сквознячка. Я не мог представить себе Элию Коллер, ползущую на четвереньках в этой тьме, задевая потолок своими красивыми, уложенными волосами. Сказал об этом парням, и те некоторое время молчали, обдумывая мои слова. Размышления никогда не были их сильной стороной, но сейчас я не хотел принимать решение самостоятельно.