Не успев договорить фразу, старый воевода Панфил Чога упал на порог горницы, обливаясь кровью. Острое лезвие ножа, направленное безжалостной рукою разбойной девицы, пронзило ему сердце…

А небольшой отряд Раничева быстро приближался к Переяславлю, столичному городу Великого Рязанского княжества. Румянились от встречного ветра щеки, разошлись в улыбке губы, и яркое весеннее солнце отражалось в сбруе. Скоро уже, скоро!

– Эвон, смотри-ко, Иване! – Придержав коня, Лукьян кивнул в сторону леса.

Раничев насторожился – в той стороне, куда показывал отрок, поднимался в небо густой столб черного дыма. Пожар? Господи! Да ведь там же… Почудово – селение милой.

– Быстрее, ребята!

Свернув с реки, всадники понеслись к лесу. Вот и знакомая развилка, березы. Частокол… Обгоревшие, брошенные на землю ворота…

– Евдокся… Евдокия… – спешившись, бросился на горящую усадьбу Иван, закричал, что есть мочи.

В ответ лишь…

Небо вновь меня зовет

Взглядом чистым и бездонным

Стать бродягою бездомным,

Что в пути всегда поет.

Константин Никольский

«Поиграй со мной, гроза»

…угрюмо каркали вороны, да налетевший ветер раздувал угли на пепелище.

Вне себя от горя, Иван проскакал до ближайших деревень. Тщетно – никто ничего не знал, никто никого не видел. Лишь по возвращении обратно в Почудово Раничев увидал вдруг, как на дороге, в снегу, что-то блеснуло. Придержав коня, спешился, наклонился… поднял на ладони маленькую серебряную пуговицу – женское украшение – именно такие были на саяне Евдокси. Значит, не сгорела она в пожарище, значит – жива? А что, из жителей деревни совсем никого не осталось? Ну да, всех жителей перебили, спалив дворы, но ведь хоть кто-то да должен остаться – охотники иль вернувшиеся с торга…

Пришпорив коня, Иван понесся в деревню, вернее, к тому месту, что от нее осталось. Там уже дожидались его воины – тоже ездили по окрестным селеньям. И с таким же результатом, как и Раничев.

– Что, так никто и не пришел? – спрыгивая с коня, спросил Иван у Лукьяна.

– Нет, – покачал головой тот. – И в селениях ничего не видали. Я сказал, чтоб, ежели придет кто из почудовских, так скакали бы сразу к тебе. Обещались. Им самим-то страшно, трясутся все да гадают – кто?

– Пропало что-нибудь из усадьбы? – подняв глаза, спросил Раничев и сам же невесело усмехнулся. – Ну да, определишь тут. Выгорело все дотла.

– Не скажи, – вдруг улыбнулся Лукьян. – На дорожке, у леса, рожь рассыпана – видно, пару мешков прихватили, время-то голодное, весна.

Иван лишь хмыкнул. И что с того, что неведомые лиходеи взяли с усадьбы рожь? Как их по этой примете найдешь-то, рожь – она везде одинакова. Если, правда, торговать кто будет… Да ну – стоит ли им пачкаться? Впрочем, чего б не порасспросить на торжище?

– Ладно, нечего тут больше искать. – Раничев махнул рукою. – Едем!

Еще теплилась надежда – может быть, и Евдокся, и сам Панфил в городе, на окраинной усадьбе воеводы? Хотя… может, еще раз проехаться по лесным дорожкам? Так ездили уже – и ничего. Судя по головешкам, со времени набега прошло часа три, а то и все пять, если не больше. Ну твари…

Нервно хлестнув коня, Раничев поскакал к реке.

* * *

Не повезло и в Переяславле. Усадьба воеводы Панфила, что на самой окраине города, была пуста, не считая, конечно, слуг. Те, естественно, ничего не знали, кроме того, что хозяин с молодой боярышней третьего дня еще уехали в Почудово, где и дожидались сватов.

Сваты! Раничева как молнией поразило. Ну да – ведь они-то там, в Почудове, были, должны были быть! Боярин Ростислав Заволоцкий, Никифор-гость, старший дьяк Георгий. Быстрее к ним!

– Георгий? – почесав реденькую бородку, переспросил Авраам. – Да как уехал куда-то, так и не возвращался еще. А что?

– Да так… Купца Никифора где сыскать, не знаешь?

– У торжища его дом. Как раз напротив амбаров.

Не прощаясь, Раничев сбежал с крыльца и вскочил в седло.

Купца дома не оказалось. Тоже как уехал с утра, так еще и не приезжал. Остался боярин Ростислав, но тут Иван уже заранее знал результат. Потому, встретив посланного к боярину Лукьяна, спросил угрюмо:

– Тоже нету?

– Уехавши, – хмуро кивнул отрок.

– Так-та-ак… И где ж они до сих пор ездят?

– Так, может, тоже сгорели?

– Может быть… – задумчиво протянул Раничев. – Ладно, езжай покуда к себе, Лукьяне. Понадобится – позову. Придешь?

– Обижаешь!

Взяв под уздцы коня, Лукьян пошел к сторожевой башне – доложиться десятнику. Посмотрев ему вслед, Иван сплюнул в снег и медленно поехал домой. Было воскресенье, и на улицах, радуясь теплому весеннему солнышку, неспешно прогуливались посадские жители в ярких праздничных кафтанах, видневшихся из-под нарочно распахнутых однорядок и шуб. Шныряя в толпе, расхваливали свой товар сбитенщики и пирожники, вот, разбрызгивая копытами грязь, в сопровождении слуг проехал на белом коне важный боярин в двух распахнутых собольих шубах, надетых одна на другую. Шубы были крыты атласом и камкою, толстое брюхо боярина обтягивал лазоревого цвета кафтан, подпоясанный желтым шелковым поясом. Золоченые пуговицы кафтана позвякивали при езде, словно сдвоенные тарелочки хэта – есть такой инструмент в составе ударной установки. Ну да, похоже… Раничев неожиданно для себя улыбнулся. Ну разве ж мог он такое представить, скажем, еще лет шесть назад? И.о. директора краеведческого музея, в свободное от основной работы время пробавляющийся игрой на бас-гитаре в местном ансамбле, известный во всем Угрюмовском районе человек – и вот он, на гнедом коне, в кафтане узорчатого байберека, с тяжелой саблей на поясе, в забрызганной грязью коричневой однорядке добротного немецкого сукна. Да он ли это, Иван Петрович Раничев? И было ли то, что было? Музей, кафе «Явосьма», бас-гитара в ансамбле, потрепанная, требующая неустанной заботы «шестерка» с полетевшим трамблером, любовница Влада? Словно бы подернулось все туманною зыбкою дымкой. Было ли, не было? Какая разница? Важно – что сейчас есть. А сейчас обозначились вдруг большие проблемы… Почудовская усадьба. Между прочим, хорошо укрепленная. Вон, частокол так до конца и не выгорел, ворота крепкие, тараном только выбить, ежели изнутри не откроют. Значит – открыли. Незнакомым, неведомым людям? Хм… Не такой дурак Панфил Чога, чтобы отворять ворота первому встречному. Значит, из знакомых кто-то был, причем из таких знакомых, что не вызывают никаких подозрений. Ясно уж, что не Аксен Собакин и не Феоктист – те враги явные. Сваты? А, наверное, сваты! Знал ли воевода наверняка, кто приедет? Пожалуй, нет. Может, догадывался только. Но вообще про сватов – знал. И ждал их. Та-ак… Хорошо бы леса окрестные прочесать, да откуда ж столько людей взять? Боярин Ростислав, хоть и знатного рода, да обедневшего и, как и воевода, опального. Не очень-то князь его жаловал в последнее время. Сгинул боярин – туда и дорога, вряд ли Олег Иваныч Рязанский сим обстоятельством сильно расстроится. И это, не говоря уже о пропавшем купце – одним конкурентом меньше! – или дьяке. Ну что такое старший дьяк? Да, умен, да, много чего умеет и знает, и что с того? Чай, даже не боярского роду – подлого. Нет его – другого человека поставим, да хоть того же Авраамку, чем он хуже Георгия? Молод? Так этот недостаток проходит со временем. Так что никому эти сваты не нужны особо, пропали – и черт-то с ними, мало ли людей пропадает? Орда-то рядом. Захотел какой-нибудь сотник поправить свои делишки – собрал шайку, смыкнул до Оки лесом, в обход застав, тропы-то все, кому надо, знают – не секрет – наловил людишек в полон да свалил себе потихоньку, ищи его, как ветра в поле. Ежели так – дело плохо. Порядка сейчас в Орде нет, поди узнай, у кого пленники? Да и кто ему, Ивану, в Орде помочь может? Разве что только Тайгай, старинный дружище, так тот у Тамерлана сейчас, в Самарканде, ежели не послан с отрядом куда-нибудь в Хорезм или Азербайджан, а то и в Кафу. Нет, вряд ли в Кафу, против Тохтамыша, своего давнего сюзерена, Тайгай воевать не будет, так он и заявил Тамерлану, а тот лишь усмехнулся в поседевшую бороду. Эх, Тайгай. Тайгай! Жаль, нет тебя в ордынских степях. Вот была бы помощь… Впрочем, а чего только друзей вспоминать? Врагов да завистников ведь тоже немало. И не татары налет на Почудово совершили а, скажем, кто-то из вражин. Аксен, Феоктист, кто еще? Да найдется кто. Это не считая всех врагов воеводы, а у того их немерено. Вот только как узнать, кто из них? Или все же ордынцы?