Мирон вновь осмотрелся. Где искать Чашу было неведомо.

И тут до его слуха донесся слабый голос:

— Помогите…

Вмиг обернувшись, Мирон оглянулся в сторону, откуда послышался голос. И снова, уже громче женский голос отчетливо простонал:

— Помогите…

Голос слышался от крайней дальней от него стены. Нахмурившись, Сабуров пошел на голос и увидел что стена не глухая, а имеет каменный выступ. Точнее каменная кладка выступала, как бы второй стеной от пола до верха. Просящий голос раздался вновь и молодой человек быстро обогнув выступ – стену, увидел впереди темный проход, со ступеньками спускающимися вниз. Именно оттуда, вновь послышался слабый голос. Он быстро вернулся обратно в каменную горницу колдуна и взял со стола свечу. Направляясь по ступеням вниз, Сабуров освещал себе путь свечой, а вторую руку держал на эфесе палаша, чувствуя что-то неладное. Проворно преодолев ступени, Мирон оказался в мрачной большой комнате без окон. В дальнем углу на полу сидел человек. Тонкое очертание силуэта и небольшая фигурка в черном длинном одеянии, навели Мирона на мысль, что это женщина. Два тускло тлеющих факела почти не освещали каменное холодное пространство. Сидящая прямо на каменном полу, женщина смотрела в его сторону. Приблизившись, молодой человек увидел, что это девица, в черном монашеском одеянии: длинном подряснике и апостольнике. На ее запястье зияла железная окова, от которой шла цепь, вмурованная в каменную стену.

Пленница, подняв на молодого человека бледное юное лицо, смотрела на него, не отрываясь, и пересохшими губами вновь взмолилась:

— Помогите мне. Я чую, Вы добрый человек.

— Ты кто? — выдохнул невольно Мирон, удивленным взором рассматривая девушку. Апостольник почти наполовину скрывал ее темные волосы, открывая миловидное лицо с яркими зелеными глазами. Высокий лоб и верхняя часть ее переливающихся волос, отливали приятным темным отблеском в свете свечи, и Сабуров невольно отметил, как тонки ее запястья и кисти рук, одну из которых опоясывал жуткий железный капкан – браслет. Она показалась ему невозможно жалкой и несчастной. На вид девице было не более шестнадцати – семнадцати лет. Едва он спросил ее, как ее очи оживились и она, судорожно сглотнув, тихо пролепетала:

— Людмила. Я монахиня Покровского монастыря…

— Монахиня? — опешил Мирон, не понимая, как могла оказаться здесь монахиня в логове колдуна. — Погоди, сейчас. — Он начал осматривать железную цепь и ее окову, чтобы освободить девицу.

— Я слышала шум. Вы бились с колдуном? — спросила девица, следя взором за мимикой лица молодого Сабурова.

— Да, — кивнул Мирон, отмечая, что железная кандала на запястье девушки плотно прилегает к ее коже и вытащить ее тонкую руку из нее было невозможно.

— Вы же убили его? — пролепетала она, не спуская напряженного зеленого взора с сурового лица молодого человека. Отмечая его недлинные светло–русые вихры волос и короткую густую бороду, покрывающую большую часть лица, Людмила осознала, что пришедший молод, лет двадцати, двадцати пяти, не более. Ибо, его серые строгие глаза светились юношеским задором и простодушием.

Бросив на девицу в темном подряснике недовольный взор, Мирон глухо вымолвил:

— Не хотел убивать. Убил ненароком. Хотел его к боярину – наместнику доставить.

Он отвернулся от нее, осматривая цепь, и с силой дернул ее, обдумывая, как освободить девицу из капкана, чтобы не поранить ее. Людмила видела, как он пытается скрыть смущение, то ли от ее близости, то ли оттого, что она пытала его об убийстве колдуна.

— Зачем колдун поймал тебя? — спросил Мирон, вновь обратив на нее взор.

— Он хотел выпить мою кровь, а потом убить, так он сказывал. Полнолуния ждал.

— Мерзость, — поморщился Сабуров, бросив на девушку быстрый пронзительный взор и опять перевел внимание на цепь.

— Я девственна. Оттого моя кровь чиста, так он сказал.

Приблизившись к каменной облезлой стене, Мирон начал осматривать ее поверхность, простукивая каменную кладку вокруг места, куда уходила цепь.

— И как колдун тебя из монастыря выманил? — не удержавшись, спросил он невольно.

— Я сама сбежала. Брат у меня сильно болен. Почти не ходит. Я к знахарке одной в посаде ходила. Но, она совсем не помогла мне, сказав, что болезнь брата тяжелая. И тут этот колдун появился у меня на пути. Он заявил, что знает снадобье, которое могло бы вылечить брата. Я и пошла с ним. А он обманул меня и на цепь посадил.

— Наивная ты девица, — нравоучительно заметил Сабуров.

Отвернувшись от девушки, он обхватил цепь двумя руками и попытался выдернуть ее из каменной кладки. Однако, цепь надежно крепилась к камням. Мирон сильнее ухватился руками за цепь и, опершись ногой о каменную стену, сосредоточился. Уже через миг он дернул железо с недюжинной силой и вырвал цепь из стены. Часть каменной кладки повалилась вслед за цепью и девушка, вскрикнув от испуга, невольно отпрянула, отползая подальше.

Вырванная Мироном из каменной стены, цепь оканчивалась круглым железным ядром, тяжелым и мощным.

— Погодь, — сказал Мирон и быстро направился обратно по ступеням вверх в горницу колдуна.

— Вы куда? — боязливо пролепетала Людмила ему вслед, так и сидя на каменном полу.

Молодой человек вернулся спустя несколько минут, держа в руке свой бердыш, который он оставил в коридоре, до того, как ворвался в каменную залу к колдуну. Длинным изогнутым лезвием бердыша Мирон пару раз ударил по цепи со всей силы. Цепь порвалась, оставив на запястье девушки кандалу с небольшим куском железных звеньев.

— Не переживай, сходим к кузнецу, снимет он с тебя этот “браслет”, — попытался успокоить девушку Сабуров.

— Спасибо Вам. Как Ваше имя? — спросила Людмила, обратив на него благодарный взор и всматриваясь в его мужественное лицо. Он ответил ей прямым честным взором и вымолвил:

— Сабуров Мирон Иванович. На службе в опричном войске царя состою.

— Вы ранены! — выпалила вдруг Людмила, указав перстом на его левую руку, на которой от натуги выступила алая кровь, намочив повязку. Отмечая, что правая нога молодого человека черна от копоти, она добавила. — И Ваша нога!

— Колдун ожег. Пройдет, — отмахнулся Мирон, даже не взглянув на раны.

Он наклонился над девушкой и попытался поднять ее на ноги.

— Не надо! Я сама! — выпалила Людмила, отталкивая руку молодого человека, и тяжело поднимаясь на ноги.

— Идти то сможешь? — подозрительно спросил Мирон. — Поди голодом морил колдун тебя? Худая ты больно.

— Давал мне хлеб с водой. Да я всего здесь три дня.

Он направился по ступеням вверх, а монахиня пошла за ним. Едва они вошли в горницу, где лежал убитый колдун, Людмила невольно боязливо прикрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Глаз колдуна вместе с кровью вытек из глазницы, а отрубленная его рука лежала рядом. Кровавое зрелище испугало девушку и она перевела ошарашенный, словно осуждающий взор на Мирона. Он устыдился и тут же отчего-то разозлился. Ясное дело, она была девицей, да еще монахиней и, конечно же, такая жестокость по отношению к колдуну казалась ей чрезмерной и жуткой. Он видел ее дикий взгляд направленный прямо на него.