Я поведала, что училась в том ВУЗе, где Леопольд работал зимой, там и познакомились. Полгода встречаемся, он мне даже квартиру за свой счет снимал, койку в общежитии я из-за этого потеряла. Когда я забеременела, сначала уговаривал седлать аборт, деньги предлагал. Но я католичка, на такой грех пойти не могу. Тогда Польдик (уменьшительное я выдумала на ходу, и чуть сама не расхохоталась, выговорив нелепую кличку) обещал жениться. А теперь вот пропал, ни слуху ни духу. Его адреса у меня нет, телефона тоже, он номеров не давал, а мне спрашивать было как-то неудобно… Да и зачем, я ему так верила! Он мне даже не сообщил, где теперь работает, я случайно узнала, из разговора двух других студенток. Что же мне теперь делать? За квартиру заплачено до конца июня, уже середина, а потом мне куда — на улицу? Или сразу в реку?

Добрая кадровичка аж облизнулась от такого «вкусного» рассказа. Вариант с рекой она отмела сразу. Из ящика стола достала небольшой ключик, открыла железный сейф, немного порылась там, и с нескрываемым торжеством бросила на стол пухлую зеленую папку.

— Вот, душечка, все его координаты. И я вам, как старшая по возрасту, так советую: звонить не надо, отправляйтесь сразу к нему. Не будет дома — подождете перед подъездом. Не волнуйтесь, он не отвертится. мужики все одинаковы — как припечет — сразу в кусты. А увидит, что сбежать не удается — женится как миленький!

Я записала телефон и адрес злополучного препода, поблагодарила кадровичку и, радостная, буквально полетела к выходу. Жаль, что нельзя найти Леопольда прямо сейчас, придется на целых пять часов отправляться в салон. Но вечером я до него доберусь обязательно! Когда я распахнула дверь на улицу, в лицо ударил яркий солнечный луч. Ливень закончился!

В салон я прибежала, все еще сияя от радости. Надо же, была на грани полного провала, и так блестяще выкарабкалась! В салоне не оказалось никого, кроме администраторши. Синтия подозрительно взглянула на меня и тихо спросила:

— Полина, что такое… вот тут у меня записано… «сати… сатисфакция»? Сумкин у меня потребовал сати… ну, это слово. А я по-русски не так хорошо понимаю.

Бедная латышка! Сатисфакция, правда, слово совсем не русское. Но подозреваю, основные уроки великого и могучего, равно как и других языков, у администраторши еще впереди. Сумкин оказался образованным психом, так что за время общения с ним Синтия в лингвистике поднатореет. Предыдущие несколько дней психотерапевт на работе не появлялся. Мы с Синтией уже было успокоились и все ему простили, главным образом потому, что он пока не нажаловался нашей хозяйке. Похоже, рано мы радовались. Но веселье не покидало мою буйную голову:

— Сатисфакция — это удовлетворение. Он хочет, чтобы ты его удовлетворила.

Как ты думаешь, на что это он намекает?

— Ну уж нет! — возмутилась Синтия! — Пусть он сам себя удовлетворяет, извращенец!

Непристойно предложение потрясло нашу администраторшу до самой глубины ее благопристойной души. Она выпрямилась во весь свой гигантский рост и без стука вломилась в кабинет психотерапевта. Остановить ее я не успела. Уже сожалея о вырвавшейся шутке, я на всякий случай отошла подальше. И не напрасно. Из кабинетика раздался знакомый вой. Затем зазвенело разбившееся стекло, и, сопровождаемый собственным визгом, из двери, как ядро из катапульты, вылетел Сумкин.

— Вы мне хамить будете! Я вам… Я вас с песком сравняю! — несколько не в тему пригрозил он.

Почему не с землей? К счастью, этот вопрос застрял у меня в горле. Не к чему было дразнить и без того разъяренного психотерапевта. Из кабинета показалась абсолютно мокрая Синтия. Вода стекала с ее светлых волос, капала с зеленого расписного платка, хлюпала в нарядных туфлях.

— Дегенерат! — злобно ругалась наша всегда сдержанная администраторша. — Я тебе покажу, как вазами кидаться! Сегодня же напишу в полицию заявление! Мало того, что с неприличными предложениями приставал, так еще тяжестями бросается! Тебя за хулиганство посадят, урод!

Последних ее слов Сумкин уже не слышал. Он выбежал из салона, впервые позабыв запереть на ключ дверь своего кабинета. Синтия, продолжая что-то ворчать себе под нос, выжимала промокшую одежду.

— Пропали туфли! — всхлипнула она, вытряхивая из лодочек воду. — Смотри, какие на них теперь полосы!

Зеленые лодочки и впрямь покрылись странными желтоватыми разводами. Судя по всему, произведены они были все в том же Китае и для обильного полива не предназначались. Я чувствовала себя виноватой. Ну кто меня дергает за язык? Объяснила бы по-человечески, что имел в виду Сумкин, Синтия, конечно, все равно разозлилась бы, но на придурка бы не напала. А так — туфли испорчены, насморк бедняге гарантирован — ей ведь до вечера сидеть в холодном подвале, а одежду высушить негде. Психотерапевт оскорблен до глубины души, того и гляди, какую-нибудь еще пакость учинит.

Я молча помогала администраторше выжимать одежду. Внезапно, глядя на приоткрытую дверь сумкинского кабинета, я ощутила сыскной азарт. И осторожно предложила:

— А давай посмотрим, что у него там? Может, поймем, врач он или, наоборот, пациент? Может, он из психушки сбежал? Тогда наш гражданский долг — вернуть его на место!

В нормальном состоянии Синтия скорее отрезала себе руку и выколола глаза, чем заглянула бы в чужой кабинет и рылась бы в чужих вещах. Но ее врожденная честность дала течь вместе с одеждой. Слабая надежда прищучить Сумкина оправдывала в ее глазах импровизированный обыск. Мною же двигало обычное любопытство. К тому же в подвальчике мы были практически одни. Клиентов, видимо, распугал недавний ливень. Вторая гадалка Кларисса, работавшая в эту смену, во время потасовки с обливанием выглянула было на мгновение из своей комнатки, но, завидев визжащего Сумкина, тут же спряталась обратно — от греха подальше. Навряд ли она в ближайшем будущем выползет в коридор. Так что свидетелей нашего незаконного вторжения не предвидится. Боязливо оглядываясь и для храбрости взявшись за руки, мы с Синтией впорхнули в чужой кабинет и быстро затворили за собой дверь.

Честно говоря, место обитания сумашследшего психотерапевта представлялось мне чем-то большой берлоги, в которой всюду разбросаны обедки пищи, обрывки бумаги, а может, и человеческие косточки. Но кабинетик сиял чистотой. На столике не было ни бумажки. Ничего себе, рабочее место! На моем гадальном столе лежат три колоды различных карт, два хрустальных шара, куча разных записок, толстенный потрепанный блокнот… да, еще, кажется, пудренница и расческа, я их сегодня утром в своей сумеочке не обнаружила. А что касается дома — то у меня такого идеального порядка не бывает даже перед приходом гостей.

Синтия решительно двинулась к небольшому светлому шкафчику, стоящему с стены. Она распахнула стеклянную дверку и достала тоненькую пластиковую папку.

— Гляди-ка, у него и впрямь клиенты бывают! Вот, тут инициалы записаны и даты. — с нескрываемым удивлением протянула она. — А это что есть такое?

От изумления она стала слегка коверкать русский язык… На стол упала фотография. Я взяла ее в руки. О да! С большого цветного фото на меня смотрела настоящая красацица. На вид девушке было не больше двадцати лет. Она немного напоминала актрису Ирину Алферову в молодости. Огромные карие глаза, нежный овал лица, каштановые волосы, изящными локонами спадающие на плечи… Я залюбовалась незнакомкой. Синтия подошла сзади, решительно вынула фотографию из моих рук и перевернула оборотной стороной. Там красовалась каллиграфически выведенная черной тушью надпись: «Витюше от Катюши на долгую память».