Дальше мысль моя соскочила на более важные недоумения: если меня упекут на Пряжку, с психозом, с шизофренией, с воспалением мозговых оболочек или еще с чем-нибудь таким безумящим, кто будет распоряжаться моими деньгами и недвижимостью? Вопрос на самом-то деле риторический, потому что к моменту излечения – это если я небезнадежно сошел с ума и реабилитируюсь – от моего состояньица не останется даже следов на песке, тут уж подсуетятся люди добрые, и к гадалке не ходи… Родных нет, опекунов и наследников нет – оберут до нитки! А денег-то жалко – я на них живу полной жизнью!

Ладно, а если я психически вменяем, что мне теперь – в сглаз верить, в порчу, в домового, в водяного?..

И вспомнил я про карты, про то, как они в сатанинские знамения складывались. Где колода? На кухне колода, сюда ее, в кабинет, в кабинете, на полу будем развлекаться… дрожащими, н-на фиг, руками… Нет, не дрожат, притерпелся, что ли!?

– Алё? Да, но… Марта, мы же с вами догова… Дело в том, что я очень и очень зан… Хорошо, три минуты у меня есть.

Очередной чужесемейный вопрос жизни и смерти. Три, не три – но в пять минут мы с несчастной Мартой уложились, жизнь и надежда под моим чутким телефонным руководством опять одержали победу, и я, наконец, могу…

Первая проба: валет, король, семерка, по мастям – соответственно бубны, трефы и трефы.

Вторая проба: шестерка!.. треф, король виновый и пятерка виней… Тоже не представляю, как трактовать…

Третья проба: восьмерка, восьмерка, двойка, все бубны.

Четвертая проба: четверка, туз, девятка. Червы, трефы, вини.

Где-то на восьмой или девятой пробе я перестал следить за вытаскиваемыми мастями, отмечая лишь джокеров и шестерок. Только однажды из… где-то из полусотни, наверное, проб – выпала шестерка бубен с джокером. Как-то не очень зловеще это смотрелось, и я прервал исследования. От ясновидения до телекинеза – один шаг (а до психически неомраченного разума – целых полтора), и я его сделал: а кого стесняться – никто же не увидит и не узнает!?

Положил я перед собою на кухонный табурет колоду карт, рубашками вверх, и не просто на дерево, а на картонный карточный чехольчик, чтобы, значит, с хлипкой этой подставочки нужным картам легче было выскакивать из колоды, под воздействием, типа, моего ментального приказа!

А ведь заразительная штука! Не такая липучая, как лента на Елагином острове, но… часа полтора я честно сопел и пыжился, ерзая задницей в трусах по ламинатным плиткам кабинета, в попытках сдвинуть мысленным повелением какую-нибудь из карт, все равно какую, хрен с ними, с шестерками, пусть вон ту, верхнюю!..

Ни одна не шевельнулась. А я ведь не поленился для такого дела: настроил камеру на ноутбуке и все эти полтора часа моих ужимок перед табуретом с картами записал на видео!.. Понятно для чего: если вдруг получится – камера бесстрастно зафиксирует, она ведь безмозглая, галлюцинаций не ведает. Пришлось стереть файл, поскольку результатов ноль, а записанный процесс может меня скомпрометировать, если вдруг что… или даже послужить неопровержимым доказательством моей слабой вменяемости.

Были в этот промежуток времени звонки по трубке, но я на них не отзывался, чтобы настроя не терять… И правильно сделал: звонки были малозначащие, пустые, я проверил по номерам. Выходить на улицу мне в это день очень уж не хотелось, но я себя заставил, ибо должен, обязан хотя бы попытаться проверить собственную вменяемость на простых социальных действиях: сходить в магазин, дабы пополнить продуктовые запасы, а заодно и пообщаться с человечеством: нагрузить корзинку, поздороваться со знакомыми продавщицами, протянуть наличные или карточку, поискать мелочь, когда понадобится…

И если я увижу, что все невозмутимы в общении со мною, не хихикают, не разбегаются кто куда с воплями возмущения, отвращения или ужаса, то вероятность того, что я более или менее адекватен – резко повышается. Ну, а если будут хихикания и паника, но я этого просто не замечу в безумии своем? Тоже неплохо, если разобраться, еще даже и лучше, очень удобно, лишь бы санитары под замок не закрывали.

Во дворе я кивками поздоровался пару раз, не вступая в разговоры – все, вроде бы, как обычно. В двух магазинах тоже самое: ни паники мое появление не вызвало, ни буйного веселья, ни вмешательства охранников… За хлеб и конфеты расплачивался налом, за крупу, мясо и фрукты – кредитной карточкой: сдачу считаю, чеки читаю… Ужели я нормален? Вот здорово, но… значит, вся безумная мистика вокруг меня – суровая быль! Единственное плохо при таком раскладе: внимать за дверью в ночи гнусоголосому существу с крысиным взглядом, которое просит его впустить – это жутковато, и это совсем-совсем иного качества страх, нежели когда смотришь фильм ужасов в кино или по телеку.

Некоторое время назад я уже делал открытия для самого себя насчет того, как новые, только что нахлынувшие, впечатления делают почти невозможное, то есть, вытесняют старые, пусть даже супер-суперважные… Да запросто! – и это непреложный факт, в котором я в очередной раз убедился, возвращаясь из небольшого универсама на проспекте Испытателей. У меня поблизости целых два универсама: небольшой и совсем небольшой. Совсем небольшой – вообще перед окнами, но я его не очень люблю. До дому – сотня метров по прямой, оставалось только улицу Серебристый бульвар пересечь по пешеходному переходу, как вдруг меня окликнули:

– Молодой человек?.. Ау, молодой человек!

Когда я не в общественном транспорте сидячий пассажир, а пешком иду по улицам города, в ухе у меня только один наушник торчит, второй свободным болтается – и поэтому я всегда слышу не только радио, но и голос города вокруг меня: разговоры, клаксоны, предупреждающие окрики и свистки… Да, качество музыкального звука от этого падает, однако – подобная предусмотрительность того стоит, на горьком опыте понял. Хорошо, хоть, не на очень горьком опыте.

– А?..

– Да-да, это я вам. Извините, что, так сказать, вторгаюсь незваный в ваше медийное пространство, но я буквально в несколько слов, на минуту-другую, вы позволите?

Я кивнул, второй наушник вынув, а сам смотрю на него: мужичок, пониже меня, где-то метр семьдесят, весь такой средненький параметрами, в темных очках, в бейсболке, посаженной чуть наискось на коротко стриженую голову… Лет, наверное, тридцать пять ему, а может и сорок, светлая крупно клетчатая рубашка с короткими рукавами, бежевые штаны по колено, сандалеты на босу ногу… Часы на руке…. На левой руке. Обыватель, голос нормальный и тень хорошо отбрасывает среди бела дня. Светофор, конечно же, меня ждать не стал, мигнул желтым, потом красным…

– Да, конечно, слушаю вас?

В первую секунду меня кольнула тонкая и очень неприятная догадка, от которой все мои мистические переживания словно цунами слизнуло: это муж или бой-френд одной из барышень, с которыми я однажды… или не однажды… А с некоторыми-то вообще ничего у меня не было, с теми, кого я честно консультировал… только кто поверит оправданиям?.. Действительность оказалась поострее догадок:

– Савелий Васильевич Кирпичев?