Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Протяните мне руку, мистер Редмонд.
Что он и сделал.
Томми достала небольшой бархатный мешочек и вытряхнула его содержимое ему на ладонь. Из мешочка выскользнула нитка немыслимого по красоте жемчуга. И длиной, наверное, в милю. Жемчужины скользили одна за другой, одна за другой и, наконец, сверкая, улеглись у него на ладони.
Ошеломленный, Джонатан глядел на них во все глаза. Потом поднял взгляд на Томми.
Она явно ждала его реакции.
– Бесспорно, они производят огромное впечатление, – начал Джонатан. – Но я предпочел бы нечто более утонченное. Может, нам стоит съездить в «Роу».
Томми криво усмехнулась.
Тем не менее Джонатан понимал, почему она вложила их ему в руку. От настоящего жемчуга исходило тепло, почти такое же, как от живого тела. Они так удобно устроились у него на ладони! Единожды получив их, уже не хотелось с ними расставаться. Они были…
Ладно, жемчуга были просто роскошны.
– Я получила их… во владение совсем недавно, – заговорила Томми.
– Они настоящие. – Джонатан разбирался в драгоценностях благодаря сестре и одной брошенной почти любовнице.
– Отсюда эта замысловатость, с которой я представила их вам.
– Вы получили их в подарок?
– Да. Воровать драгоценности не относится к моим умениям.
– Пока, – одновременно добавили оба, к их взаимному изумлению.
Она замолчала.
Джонатан покачал на весу рукой, полной жемчуга.
– И? – спросил он точно так же, как Томми в своем разговоре с Аргоси днем в салоне.
– Я хотела бы продать их. Мне нужно много денег и очень срочно. Но если я сумею удвоить вырученную за них сумму или даже утроить…
Вот оно что! Он начал понимать.
Джонатан медленно-медленно откинулся на спинку кресла в обманчиво спокойной позе, отстучал пальцами по столу что-то вроде похоронного марша и, не мигая, не говоря ни слова, долго смотрел на нее. Ему самому было невдомек, что сейчас он напоминал своего отца, когда тот усиленно размышлял над чем-нибудь. Под таким обвиняющим взглядом любому хотелось поежиться, а абсолютно невиновного человека тянуло признаться в преступлении, которого он не совершал, только чтобы на него так не смотрели. Джонатан так обычно смотрел на своих противников по дартсу в «Свинье и чертополохе», именно поэтому никто в Пеннироял-Грин не мог превзойти его на состязаниях.
Томми была твердым орешком. Однако и она заерзала в кресле под его взглядом.
– Зачем вам так срочно потребовались деньги? Вы финансируете революцию? Или нужно дать взятку чиновнику? Может, выкупить любовника? Неужели вы по горло влезли в карточные долги, которые вообще-то, учитывая ваш небольшой рост, не могут быть жутко большими?
– Мне нравится широта разброса ваших предположений. Тем не менее ответ на все вопросы отрицательный. И речь не идет ни о чем противозаконном.
Он ждал.
– Ладно, речь идет кое о чем не вполне законном, – немного нехотя согласилась Томми.
Джонатан уныло вздохнул. Так, словно именно этого он и ожидал.
– А этот жемчуг… Каким образом он очутился у вас?
Все мужчины, которых он знал, хотели, чтобы Томасина де Баллестерос выбрала их себе в любовники. Это было чем-то вроде спорта, чем-то de rigueur[4], принятым среди светской молодежи, которая всегда искала что-то новенькое. При этом все вели себя, как стадо баранов, с помощью хитрых уловок стараясь завоевать себе особое место в салоне. Характерно, что это находило отражение и в книге для регистрации пари клуба «Уайтс». Однако никому и ничего не было известно о ее прежних любовных связях, или даже был ли когда-нибудь у нее любовник вообще. Спекуляций на этот предмет, конечно, хватало, как и преувеличенных надежд, что Томми еще проявит себя.
Джонатан был готов поставить на кон все свои будущие доходы на то, что она уже не невинна. Ни одна женщина не может держаться с такой противоестественной уверенностью, как она. А еще в ее взгляде присутствовала некая глубина, некая отстраненность, присутствовало некое знание, что приходит только с опытом.
Интересно, насколько хорошая любовница может получиться из нее? Мысли Джонатана неожиданно приняли другое направление. Сможет ли Томми стать покорной за определенную плату? Такой же у нее огненный темперамент, как цвет волос? Или она холодна и заносчива и, чтобы соблазнить ее, потребуются какие-то неординарные приемы? Швыряется ли вещами? Есть ли у нее какие-то свои правила?
Таких женщин он не хотел – с ними возникало слишком много неопределенностей.
– Не понимаю, какое это имеет значение, – наконец сказала Томми. Вполне дипломатично.
– Хорошо. Если я, к примеру, попытаюсь продать их через «Ренделл Бридж и Ренделл», не опознает ли их владелец, чтобы потом выйти на след продавца?
– Не надо продавать через «Ренделл Бридж и Ренделл», – стремительно среагировала Томми.
Другими словами, ответ был положительным.
– Для вас могут возникнуть последствия?
– Последствия – это моя забота, разве не так? И уверяю вас, я разберусь с любыми последствиями, – холодно заметила она.
Джонатан в этом не сомневался. Погрузившись в молчание, он размышлял.
– Ответьте мне на один вопрос, мистер Редмонд, – поторопила его Томми. – Безотносительно последствий, которые вдруг могут возникнуть… Вы действительно полагаете, что сможете удвоить мои вложения?
Джонатан заколебался только на миг.
– Я могу утроить ваши деньги, – тихо сказал он. Легкомысленная самоуверенность, но он ведь все-таки был Редмондом, чья самоуверенность питала собой решимость, а решимость приводила к успеху. – Законным образом. И быстро. В течение нескольких недель.
Томми коротко кивнула.
– Достаточно для того, чтобы выкупить жемчуг назад, если мне вдруг захочется?
– Да.
– Прекрасно. Я в особенности хотела бы поучаствовать в инвестициях в печатный пресс вашего друга. – Прежде чем Джонатан успел обрадоваться ее предложению, она добавила: – Однако у меня есть условие, до того как мы начнем совместное предприятие.
– У меня тоже.
– В обмен на вложения мне может потребоваться от вас помощь… В связи с тем почему у меня вдруг возникла нужда в деньгах. Помощь потребуется прямо этой ночью. А возможно, и для других случаев.
Ну, разумеется. Вот они – проблемы. Джонатан слышал, как они приближаются с топотом скачущих коней. Но пока еще в отдалении.
– Какая именно помощь? – спросил Джонатан очень и очень сухо.