— Но если вы ненавидели то, как поступали с вами родители, значит…

— Я знаю. — Он запустил пальцы в волосы. — Это сложно. Когда умерла Эрика, для меня наступило затмение. Но, стоя сейчас рядом с сыном, я так отчетливо все понимаю, что я ужасаюсь тому, каким отвратительным человеком однажды был. Правда в том, что я мог бы перезвонить своему отцу сегодня вечером и рассказать родителям о Джейми, но им нет до него дела. Им даже в голову не пришло бы навестить его в больнице. В течение тридцати четырех лет они эмоционально отсутствовали в моей жизни. Этого никогда не изменить. Никогда не изменятся и мои кузены и кузины.

— О, Ник… Мне так жаль. Я понятия не имела.

— Откуда вам знать? Вы пришли из иного мира. Настоящего мира.

— По меньшей мере, родители Эрики оказались рядом, чтобы поддержать вас.

— В этом вы заблуждаетесь. Они меня презирают.

— За то, что вы наняли меня?

— Нет, Риз. Мои проблемы с ними начались год назад, когда Эрика согласилась на развод.

— Вы с ней развелись? — Риз казалась шокированной.

— Да. Мы предприняли еще одну попытку сохранить наш двухлетний брак, но ничего не получилось. До тех пор пока мы не развелись, она не говорила мне, что беременна. Она переехала к родителям. Я не виделся с ней до тех пор, пока мне не позвонили и не сообщили, что ее везут в больницу. Остальное вы знаете.

— Так вот почему в пентхаусе не было детской.

— Я дал ей карт-бланш на декорирование квартиры в ее вкусе, но чаще всего она оставалась в Уайт-Плейне. Большую часть времени мы жили порознь, что устраивало нас обоих. Я знаю, что вы не можете этого понять.

Риз избегала его взгляда.

— Так печально.

— В то время это казалось обычным. Когда она умерла, я чувствовал себя опустошенным. Однако именно чувство вины за то, что наш брак не удался, затянуло меня в мрачное болото безысходности. Я позволил Херстам забрать мальчика к себе. Проблема в том, что родители Эрики считают, будто Джейми, а также все деньги, которые переходят от меня к нему, как наследнику, скорее принадлежит им, чем мне. Ведь я задел гордость семьи.

Он услышал, как Риз тихонько простонала.

— Кажется, вы в ужасе. Так чувствовал бы себя любой нормальный человек. Но в моем мире я нарушил кодекс общественной морали, разведясь с ней. Ко мне относятся как к революционеру. Разрешение, которое я дал ее родителям на то, чтобы они на время взяли ребенка, внешне кажется пристойным. Мои родители предпочли бы, чтобы Джейми оставался у них. Они готовы пойти на все, чтобы сохранить благопристойный образ.

Она покачала головой:

— Какой ужас!

— Я не решался вам об этом рассказать. Все так запутанно и сложно, и я пойму, если вы не захотите встревать во все это. Если вы хотите отказаться от работы, я дам вам чек на полную сумму, о которой мы договорились. Но я попрошу вас не уходить до тех пор, пока Джейми не пойдет на поправку.

* * *

Если бы только Ник знал, о чем думает Риз!

Она глотнула воздух:

— Не будьте смешным. Согласно нашей договоренности я буду работать до конца лета. Если вы по-прежнему с этим согласны, тогда давайте не будем больше об этом говорить.

— Значит, не будем.

— Хорошо. Прямо сейчас мы должны сосредоточить свое внимание на вашем сыне, вот и все.

Едва она успела произнести эти слова, как Джейми проснулся и заплакал. Ник подошел к кроватке и взял малыша на руки.

— Он все такой же горячий?

Он посмотрел в ее глаза:

— Да.

Риз откровенно запаниковала. Температура Джейми не спадает уже восемнадцать часов! Ведь лекарство должно сбить ее.

Ник и Риз по очереди держали Джейми на руках, успокаивая. Проходили минуты. Очередная медсестра пришла проверить состояние ребенка и ушла, ничего им не сказав. Риз по-настоящему испугалась. Прошло еще полчаса, затем в палату вошел доктор Уэллс, будучи уже в перчатках и маске.

— Мне жаль, что ваш сын заболел, мистер Уэйнрайт. Дайте я его осмотрю.

Пока Ник передавал ребенка педиатру, Риз стояла в стороне, радуясь его приходу. Через минуту доктор поднял голову:

— Вам следует начать кормить его. Медсестра принесет смесь. По чуть-чуть. Сначала его может тошнить, но продолжайте его кормить. Я зайду позже.

Следующий час превратился в кошмар, ибо Джейми рвало через каждые десять минут после кормления. Риз не знала, как все это вынесет Ник.

Начало светать. Риз посмотрела на часы и произнесла:

— Ник, вот уже двадцать минут, как его не тошнит, понимаете?

Он поднял голову и сказал, ликуя:

— Это явный прогресс.

— Да! — воскликнула Риз.

Немного погодя зашла медсестра:

— Как у него дела?

— Вот уже полчаса, как его не тошнит.

— Превосходно. — Он измерила температуру ребенка. — Температура снизилась. Я вызову доктора Уэллса. Теперь он должен поспать. — Она торопливо вышла из палаты.

Поднявшись на ноги, Ник положил ребенка обратно в кроватку.

Риз подошла к нему:

— Должно быть, худшее позади.

Оба услышали, как открылась дверь. Доктор Уэллс пришел осмотреть малыша.

— Он выздоровеет. До конца дня давайте ему смесь, когда он захочет поесть. Мы продолжим давать ему лекарство. Если все пойдет так, как нужно, сегодня вечером он будет ночевать дома.

— Замечательно! — воскликнула Риз, когда доктор вышел из палаты.

Ник повернулся к ней:

— Это вы замечательная. Я не могу представить, что бы без вас делал.

Его голос был хриплым и на октаву ниже обычного, взгляд его карих глаз был таким благодарным, что Риз поразилась тем ощущениям, которые он в ней пробудил. Однако, чувствуя великое счастье, она испытывала страх.

Прошлой ночью он говорил о стертых различиях между няней и работодателем, живущих под одной крышей. И вот они проводят вместе всю ночь, в одной больничной палате с маленьким ребенком, которого оба обожают.

Наступает утро, и Риз уже не знает, существуют ли в принципе какие-нибудь различия между ней и Ником.

— Подгузники взяли?

— Взяла.

— Не забудьте новый купальник.

Риз моргнула:

— Мы будем плавать?

— Возможно.

— В бассейне вашей тещи и тестя?

— Может быть. У них несколько бассейнов.

Риз плавала в бассейне на террасе каждый день, пока Джейми спал. У мальчика началась небольшая простуда после его возвращения из больницы вечером в прошлую субботу, но доктор Уэллс сказал, что это нормально. Неделю спустя Джейми был здоров и жизнерадостен.