– Могила, – пообещал я.

Мы постояли пару минут, покурили.

– Куда в такую рань? – равнодушно осведомился Стрижак.

– Да так, – отмахнулся я, – типа одного напрячь надо. Не у вас одних аврал.

– Понятно, – вздохнул Стрижак. – Дома-то, поди, терки-разборки, скандалы без просвета?

– Ох, не говори. Чем дальше, тем веселее. Супруга пьет, буянит, мебель колотит. Слезы, предъявы...

– Сочувствую, Михаил. Обычная история. У меня вот, слава труду, супруги нет, детьми тоже не обзавелся. Хорошо хоть, не в общаге парюсь.

Об этом я знал. Стрижак обретался на южной оконечности долины Покоя, где год назад возвели трехквартирные коттеджи для неженатых, но по статусу недостойных проживания в общежитии.

– Семья-то имеется? – спросил я. – Ну, в смысле, мать, отец, братья, сестры?

– Мать имеется. – Стрижак немного помрачнел. – В уездном городе в Кузбассе доживает. Всю жизнь на шахте в бухгалтерии... Была сестра, но погибла пару лет назад. Огнестрельное ранение... идиот один выстрелил.

– Прости...

– Да ладно. Сколько воды утекло с той поры... Пора мне, Михаил, будь здоров. Завтра свидимся.

– Конечно.

Мы пожали друг другу руки. Еще один страдалец со сломанной судьбой, для которого Каратай стал домом. Сколько их здесь... Разумеется, завтра мы не увидимся. Об этом я точно знал.

Не дожидаясь, пока он сядет в машину, я продолжил прерванный путь. Тюрьма в Мерзлом Ключе пользовалась дурной славой. Жесткостью режима она не отличалась, но персонал... Сюда набирали самых отмороженных и блатных, однако хорошо натасканных и имеющих представление, что такое дисциплина и выполнение инструкций.

Вход в «юдоль» охраняли два быка с автоматами. Я предъявил пропуск в развернутом виде. Быки не возражали. Короткий коридор, «приемная», дежурный по «юдоли», вооруженный «АКСУ» и компьютером с плоским монитором. Двое бородатых охранников, явно выходцев с необитаемого острова, тащили из каталажки щуплого, бледного мужчину без сознания. Лицо несчастного мне было знакомо – этого субъекта из шифровального отдела мы брали в прошлом месяце. Выглядел он тогда упитанным, розовощеким и имел привычку беспричинно улыбаться. Я подошел к дежурному. Какой-то тип в форме «в облипочку» стоял ко мне спиной и бегло писал в журнале. Я показал дежурному пропуск. Предписания не было.

– Слушаю. – Дежурный оторвался от монитора с таким серьезным лицом, что можно было не сомневаться: играл.

– Из Торгучака в минувшие сутки кого-нибудь доставляли?

Дежурный мышкой попусту не щелкал. Раскрыл потрепанный журнал «посещений» (а современная техника предназначалась, видимо, для игры), уставился между строк.

– Нет, никого не доставляли.

Я так и знал. Сочиняли точно «на коленке».

– А позавчера?

– И позавчера...

– Ладно. Второго дня доставили двух подозрительных мужчин, задержанных на запретке в Аркадьево. Помещены в четвертый блок. Еще не сознались в шпионской деятельности?

Дежурный полистал второй журнал. Поднял бесцветные глаза.

– Один не сознался. Второй... скончался от внезапного сердечного приступа.

– Понятно, симулянт, – пошутил я. – Позвони на четвертый блок, пусть откроют, я пройду.

– Предписание есть? – неуверенно спросил работник.

– Нет! – разозлился я. – Может, Челобаю позвоним? Время – самое то! Поговоришь с ним сам...

– Проходите, – сглотнул дежурный, – я сообщу на четвертый блок.

Повернулся тип, стоящий ко мне спиной. Повертел ручку, всунутую между средним и указательным пальцами, – словно не ручку, а нож. В меня вонзились подленькие глазки моего давнишнего недоброжелателя Хруцкого. «Мать честная! – поразился я. – Да что за Вавилон сегодня ночью?»

– Доброй ночи, Михаил Андреевич, – вкрадчиво поздоровался Хруцкий, – всегда рады вас видеть. Вы у нас самый неуловимый работник месяца.

– И вам того же, Борис Семенович, – отозвался я. – Спите?

Хруцкий отрывисто хохотнул:

– Нет, Михаил Андреевич, работаем.

– И мы, не поверите, тоже.

Разговаривать с этим гиеноподобным было противно. Я кивнул дежурному, объехал Хруцкого и направился к лестнице, падающей в подземелье. В голове играл «Полет валькирий» Вагнера.

– У вас опять проблемы, Михаил Андреевич? – едко осведомился в спину Хруцкий.

– Что вы, Борис Семенович, серьезных проблем нет. Так, мелкие неприятности в штатном режиме – отнюдь не планетарного масштаба, уверяю вас.

– Минуточку, Михаил Андреевич... – Хруцкий замялся. – С вами можно как-нибудь поговорить на откровенные темы?

«Ну, уж хренушки, – подумал я. – Межвидовое скрещивание противно природе».

– Никаких проблем, Борис Семенович. Приходите, звоните в любое время... но только не сегодня ночью. Простите, дел по горло.

«Какого хрена ему от меня надо?» – думал я, спускаясь по лестнице.

Тюрьма местного «НКВД» состояла из нескольких ярусов, уходящих глубоко под землю. Бетонные стены, потеки на потолке, вереницы решеток, закрытых камер, проходов между решетками, камеры видеонаблюдения на каждом шагу. В первом блоке царило спокойствие, арестанты спали. Прохаживались «контролеры» с сонными лицами. В комнате отдыхающей смены, мимо которой я прошел чуть не строевым шагом, двое вурдалаков богатырской комплекции резались в очко. Судя по лицам, они еще не произошли от обезьяны. Я спустился на ярус, показал постоянный пропуск снулого вида охраннику (а этот еще не произошел от кистеперой рыбы), спросил:

– Плюгач на месте?

– Был, – равнодушно зевнул надзиратель, – полчаса назад на толчке заседал. Там, короче. – И махнул рукой.

Куда послали, туда я и подался. Петляли коридоры. Воздух в печально знаменитом четвертом блоке был спертый, стылый, напоен ароматами, далекими от амбре парфюмерного магазина. Камеры открытого типа – три бетонных стены и решетка. Коридорная система. Курсирующим по проходу охранникам прекрасно видно, чем занимаются заключенные в камерах. Пультовая комната посреди блока, где все по последнему слову – камеры открываются и закрываются автоматически. Не выходя из загородки, можно отпереть любую дверь. Поворот, соседнее крыло. Тусклые лампочки под потолком. В подобных тюрьмах заключенные не живут по блатным понятиям; главный блатняк в этих тюрьмах – персонал, он диктует законы. В одной из камер, прикрутив свет, охранники кого-то с аппетитом мутузили. Звякнул брючный ремень, хриплый гогот – кто-то здесь не прочь был заняться сексом.

Посторонний человек мог бы заблудиться в лабиринтах решеток. Я различил отрывистые голоса и как-то напрягся. Опыт – сын ошибок трудных – подсказал, что лучше уйти от контакта. Я свернул в примыкающий коридор, и мимо меня протопали начальник дежурной смены Лаврентьев и мой непосредственный босс Челобай! Я не поверил своим глазам – ей-богу, Вавилон... Никому не хочется сегодня спать. Босс брюзжал, отчитывая дежурного офицера: