– Нам пора, Катя… Нам пора… Нам пора…

Я судорожно наводила красоту в полуголом виде: одной рукой пытаясь накрутить кудри, а другой – закончить макияж. Наконец поняла, что с кудрями не успеваю, и быстро скрутила балетный пучок. Надо бы сделать макияж поярче, но и на это времени нет…

– Что ты наденешь? – Полонский поймал мой полубезумный взгляд в зеркале.

– Платье, – я показала на кучку черной материи, лежащей на кровати.

– Это? – возмутился Вадим. – Такое мятое?

Я отстранила его от кровати, взяла платье, встряхнула его и стала натягивать на себя, радуясь, что в самый последний миг впихнула его в дорожную сумку. Это платье выручало меня несчетное количество раз – оно не мялось совершенно. Черное, прямое, короткое, открытое, простое, элегантное – моя палочка-выручалочка на все времена и во всех странах.

– Нам пора, – бубнил Полонский у двери.

Мы выскочили из комнаты и резво побежали вниз, где уже ждал неизбежный Карлос, похваливший нас за пунктуальность. Где располагался особняк, я не вспомню, но доехали мы быстро. Невысокий, седой, полноватый и лысоватый губернатор острова стоял рядом с очаровательной молоденькой дочерью и приветствовал гостей. Церемония приветствий одинаково скучна во всем мире:

– Сеньор губернатор…

– Мадам…

– Позвольте представить моих друзей…

– Очень приятно… очень приятно… очень приятно…

Диссонансом прозвучала только одна фраза:

– Анджелина… Моя жена…

Молоденькая брюнеточка оказалось не дочерью толстяка, а его женой. Хорошо, что я не владею испанским и не ляпнула сомнительный комплимент престарелому Казанове: «Какая у вас очаровательная дочка!»

Не успели мы войти в зал и выпить по бокалу шампанского, как вокруг Полонского стали крутиться дамы. Карлос не закрывал рта, работая личным толмачом московского гостя, Майк и Линда не отходили от губернатора, губернатор намертво приклеился к своей молоденькой жене, а я оказалась предоставленной самой себе на весь вечер.

К середине приема у меня отсох язык, и я впервые в жизни пожалела, что хорошо говорю по-английски. Как здорово было бы сказать всем присутствующим: «No English»[1]и спокойно и молча попивать шампанское! Гости сеньора губернатора оказались на редкость любопытны. Они закидали меня бесконечными вопросами самого разного толка. Меня приглашали танцевать, мне предлагали еду и выпивку, меня расспрашивали и рассказывали что-то сами, хохотали, тормошили, не оставляли в покое.

После целого дня лазания по руинам под палящим мексиканским солнцем стоять на двухметровых шпильках, бодро общаясь с жизнерадостными гостями, было крайне утомительно, и я совершенно выбилась из сил. Неужели есть женщины, которым нравится подобное времяпрепровождение? Я подумала о спокойном одиноком вечере дома, когда после вечерней прогулки на Цезаре я могла налить огромную чашку чая и завалиться на диван с воспоминаниями о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой или с выученным почти наизусть любимым романом Булгакова…

Когда шквал вопросов о Москве, моих родителях, муже, работе, образовании, политике, международном положении России, правах животных, нетрадиционных браках, усыновлении детей из Африки, падении курса доллара, махинаций с акциями, чудесной погоде, достопримечательностях острова Козумель и нарастающей опасности терроризма утих, я думала меня оставят в покое. Не тут-то было!

Я валилась с ног от усталости, но гости разошлись не на шутку. Часть их не захотела париться в душной зале и обосновалась на танцевальной площадке, устроенной рядом с огромным бассейном. На площадке играл маленький ансамбль, но один сеньор из группы гостей решительно оттеснил музыканта от рояля и застучал по клавишам неизвестную мне песню, а стоявшие рядом гости дружно и, надо отдать должное их музыкальным способностям, стройно подхватили мелодию. Я стояла, как дура, глупо улыбаясь и раскачиваясь с ними в такт песни. Мелодия сменялась мелодией, гость, сидящий за роялем, оказался неутомимым тапером. Наконец он встал, я обрадовалась, что теперь-то смогу уйти, но он быстро подскочил ко мне и сказал на чудовищном английском буквально следующее:

– Катрин, это несправедливо, что мы так веселимся, а вы не можете спеть с нами. Напойте мне вашу любимую мелодию, я вам ее сыграю, вы нам ее споете, а мы все вместе вам подпоем.

Гости радостно зааплодировали, засмеялись, зашумели, а я осталась стоять с открытым ртом. Он сказал – спеть? Мне?! Мою любимую песню? Или я неправильно поняла? Гость-музыкант, а также сеньоры и сеньориты выжидательно уставились на меня. Я беспомощно оглянулась, но ни Вадима, ни Карлоса, ни Майка, ни Линды в пределах видимости не было.

У меня нет ни малейших музыкальных способностей, мне не то что один, а сразу несколько медведей наступили на ухо. Но делать было нечего. Я попыталась вспомнить современную песню, но на ум пришла только одна, ужасно глупая, из старого фильма про Остапа Бендера. Я напела мелодию господину музыканту и дрожащим голосом в гробовой тишине завела:

Где среди пампасов бегают бизоны,

А над баобабами закаты словно кровь.

Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки,

Жил пират, не верящий в любовь.

Сеньор барабанил по клавишам, гости почтительно внимали моему мяуканью, я набрала побольше воздуха в легкие и, обливаясь потом от волнения, продолжила:

Но когда однажды, после канонады,

После страшной битвы возвращался он домой,

Стройная фигурка цвета шоколада,

Помахала с берега рукой.

Там, где любовь, там, где любовь…

Там всегда проливается кровь!

Та-там.

У-ф!

Гости захлопали, радостно заорали «Браво!», а музыкант пылко расцеловал меня в обе щеки. Я увидела среди гостей вытаращившихся на меня Вадима и Майка, а Карлос, неожиданно появившийся из ниоткуда, лихо перевел песенку гостям, чем вызвал очередную бурю оваций.

Мне казалось, что я попала в театр абсурда.

Из дома выплыл губернатор под руку со своей юной женой. Я подумала, что теперь-то уж точно все внимание гостей обратиться на них и я смогу незаметно улизнуть, но меня уже поймал за руку стройный пожилой сеньор.

– Катрин, – сказал он. – Не откажите мне. Я хочу пригласить вас на танец.

Ну и что оставалось делать?

Мы выпорхнули на ярко освещенный танцевальный пятачок около громадного бассейна, и сеньор ловко повел меня в танце. Со стороны бассейна был виден весь особняк. Он смотрелся весьма внушительно и был идеально подсвечен. Большие французские окна на втором этаже были распахнуты настежь.

– Вы помогаете экспедиции Майка? – спросил меня сеньор, имя которого я силилась вспомнить, но никак не могла.

К тому времени улыбка наглухо приклеилась с моим губам, во рту пересохло, поэтому я просто легко кивнула в ответ.