Туман затруднял работу команды, и у людей нарастало нетерпение. Шанна разделяла возбуждение команды и капитана, но объясняла это стремлением как можно скорее покинуть Лондон.

Пришедшим на похороны Рюарка с трудом удалось объяснить, почему отсутствовала семья Бошан. Шанна уверяла, что настояла на том, чтобы церемония прошла очень скромно, и пожелала проводить супруга одна.

Теперь ждали Ролстона с рабами, за которыми он отправился в город. Было известно, что маклеры имели привычку до последней минуты рыскать по улицам и постоялым дворам в поисках тех, кто предпочитал рабство тюрьме. Но часто люди эти оказывались совершенно непригодными для работы. Хорошими работниками были только те, кто всерьез старался устроить свою судьбу. Поэтому хозяин категорически запретил Ролстону привлечение людей силой. Однако посевы сахарного тростника расширялись, и на плантациях требовалось все больше работников.

Погрузка была закончена, и трюмы закрыты. Густой туман скрывал от глаз даже палубу судна. Легкое поскрипывание корпуса корабля да плеск воды у причала были единственными реальностями в этом призрачном мире. Порой в тумане раздавались мужской смех и похожий на кудахтанье женский хохот, после чего вновь воцарялась тишина.

Шанна плотно запахнула зеленое бархатное манто и надвинула на голову капюшон.

Послышался стук колес по булыжной мостовой. Около судна остановились повозка и экипаж Ролстона. Шанна скорее угадала, чем различила высокую костистую фигуру агента отца. Разнесшийся в тумане лязг цепей заставил ее содрогнуться. Она поняла, что привезли рабов, что на их руках и ногах цепи и вдобавок они связаны между собой. Слезать с телеги в кандалах непросто, тем более что длина каждого отрезка общей цепи между ними была недостаточной. Грубые окрики стражников помогали мало.

— Почему он заковал их в цепи? — спросила Шанна у Эргюс.

— Не знаю, сударыня…

— Ладно, пойдем-ка узнаем…

Шанна быстро спустилась на причал и подошла к Ролстону.

— Мистер Ролстон, — обратилась она к нему дрожащим от гнева голосом.

— Не приближайтесь, сударыня, — предостерег он.

— Что это значит? Почему вы обращаетесь с этими людьми, как со скотом? Снимите с них кандалы!

— Сударыня, это невозможно.

— Невозможно? Вы забываетесь! Как вы смеете отвечать мне подобным образом!

— Сударыня, — взмолился он, — эти люди…

— Люди, а не скоты! — отрезала она. — И пусть ваши стражники воздержатся от плохого обращения с ними. Путешествие и без того предстоит достаточно трудное.

Управляющий еще раз попытался возразить:

— Сударыня, это невозможно! Они убегут. Я заплатил за них деньги вашего отца.

— Мистер Ролстон, я уже сказала вам: освободите их от цепей. Сейчас же!

— Но, мадам Бошан…

Внезапно один из рабов, слезавших с телеги, замер. К нему с криком подбежал стражник.

— Эй ты, вшивый ублюдок! Пошевеливайся. Ты не в «Ковент-Гардене»!

Он занес свою дубинку над закованным в цепи человеком. Шанна бросилась к ним. Раб сгорбился и прикрыл голову руками — казалось, дочь Траерна его испугала больше, чем дубинка.

— Извольте бережно обращаться с тем, что принадлежит моему отцу! — воскликнула она тоном, не допускавшим возражений.

К ней подбежал Ролстон и схватил ее за руку. Он искренне пытался защитить дочь господина Траерна.

— Сударыня, остерегайтесь этих типов, — проговорил он. — Они отчаявшиеся люди, и ничто…

Шанна повернулась к нему:

— Не прикасайтесь ко мне, прошу вас.

— Мадам Бошан, ваш отец вверил вас мне…

— Мой отец давно прогнал бы вас с Лос-Камельоса, если бы знал, как вы обращаетесь с этими людьми.

— Я вижу, что мадам стала гораздо агрессивнее после своего замужества.

— Вот именно. И берегитесь!

— Вы гневаетесь, но я не понимаю почему. Я всего лишь выполняю приказы вашего отца.

— Вот и прекрасно. Очень хорошо.

— Я вас не понимаю.

— Если бы вы вели себя пристойнее…

Он придал своему лицу насмешливое выражение.

— Как ваш покойный муж, разумеется?

Шанна почувствовала желание дать ему пощечину. У нее не было слов, чтобы выразить все свое презрение к этому человеку. Между тем раб, привлекший ее внимание, затерялся среди своих товарищей по несчастью.

Донесшийся с судна голос привлек внимание Шанны — капитан Дюпре свесился через перила, чтобы узнать, в чем дело.

— Что там у вас? — спросил он, но, увидев замерших рабов, все понял.

— Ведите этих людей на борт! — крикнул он стражникам. — Вам покажут дорогу.

Узнав Шанну, капитан широко улыбнулся. Он снял треуголку и склонился всем своим коротким телом в глубоком поклоне.

— Мадам Бошан, не стоит оставаться на набережной, да еще так близко от этих каналий, — посоветовал он с большой учтивостью в голосе.

Шанна устремила на него умоляющий взгляд.

— Капитан, я нахожу эти цепи недопустимыми. Разве нельзя проявить большую человечность к этим несчастным людям? Они теперь на вашем судне. Умоляю вас, наведите порядок.

На судно поднялся последний раб. Капитан улыбнулся в свои роскошные усы. Глаза его заискрились.

— Сударыня! Я готов выполнить ваши приказания! И сейчас же займусь этим!

Но тут вмешался Ролстон:

— Сударь! Предупреждаю вас! За этих людей отвечаю я, и я отдаю здесь приказы.

Капитан снова взглянул в прекрасные умоляющие сине-зеленые глаза.

— Мадам Бошан права, — любезно проговорил он. — Эти люди не должны оставаться в кандалах. Морская соль вызовет у них под цепями язвы, которые придется долго лечить. Мадам, я ваш покорный слуга.

С этими словами он исчез, чтобы выполнить распоряжение. Уязвленный Ролстон, резко повернувшись на каблуках, вышел. Шанна посмотрела ему вслед с довольной улыбкой, а потом, сообразив, что осталась одна на набережной, подобрала юбку и поспешила на судно. За ее спиной прозвучали тяжелые шаги. Это был не кто иной, как Питни. Таким образом, бояться было больше нечего, но ее озадачила веселая мина на его лице.

Задолго до рассвета Шанну разбудили донесшиеся с палубы голоса. Она подняла голову с подушки и посмотрела в иллюминатор: еще не рассвело. По раздававшимся снаружи крикам она поняла, что выбирают якорь. Судно слегка закачалось, когда поднимали паруса. Убаюканная слабой качкой, она снова крепко уснула.

В первый же вечер мадам Бошан была приглашена за стол капитана, где обедали также несколько офицеров и Ролстон. Это стало приятной традицией. Французский повар блистал своим талантом. Молодой официант в белом действовал по всем правилам. Капитан и офицеры соревновались между собой, расточая льстивые речи Шанне. Ролстон же, наоборот, казалось, мало ценил эти собрания. Он даже поругивал меню. В один из вечеров он дошел до того, что после одного из поданных изысканных блюд заявил, что предпочел бы рагу из почек. Это замечание вызвало всеобщее удивление.