помнила, как в такие дни его наказаний пыталась пробраться к брату и тайно дать ему хоть немного еды. В итоге Брендон схватил меня за шкирку и сказал, что, если я еще хоть раз приближусь к его комнате, он сделает со мной нечто ужасное. Я тогда сильно испугалась. До слез.

Но я все равно ослушалась. Во время следующих его наказаний тихонько оставляла еду около двери и пару раз стучала, после чего испуганно убегала.

Я прекрасно знала, что Брендон не ел то, что я ему приносила. Он даже не прикасался к этой еде. Ее потом около двери во все таком же виде находили родители и после этого они уже разговаривали со мной. В основном утверждали, что Брендон заслужил такое наказание и смягчать его не стоит.

Но все это раз за разом продолжалось. Брендон на сутки лишался еды, я ему приносила булочки. Он их не ел. А потом, выходя из своей комнаты опять меня всячески унижал. Не постоянно. Лишь когда я неосторожно переступала ту границу, которую он между нами поставил.

Например, я как-то села за ужином напротив него. Он ничего не ел. Сидел, смотрел на меня, а потом начал бросать в меня виноградинками. Как в мишень. Чисто из развлечения.

Отец, увидев это, опять отправил его на сутки в комнату. Без еды.

Брендон вообще был непробиваемым. В знак наказания, его на несколько месяцев лишали интернета, любых гаджетов, надолго запрещали покидать дом, забирали все, что у него было, запрещали посещать школьные поездки, о которых все его одноклассники мечтали. Даже пытались водить его к психологу.

На все это Брендону было глубоко плевать.

Тогда родители и поняли, что на Брендона просто невозможно повлиять. Никаким образом.

Как-то мы собирались в семейную поезду. И так получилось, что свободное место в машине было только рядом с Брендоном. Я опасалась садиться рядом с ним, но папа сказал, что мне бояться не стоит. Хотя взгляд брата говорил об обратном. Там будто читалось: «Только попробуй».

Но все же слова отца для меня были весомее. Тем более, в них читалось нечто сродни приказа. Пусть и насильно, но родители все же пытались нас сблизить.

Стоило мне сесть рядом с ним, как Брен поднял руку и грубо выпихнул меня из машины.

Тогда отец впервые применил по отношению к нему физическую силу.

Это происходило за закрытой дверью, но все прекрасно знали, что случилось. Отец три раза ремнем ударил по той ладони Брендона, которой он толкнул меня.

Наверное, отец был в ярости, так как силу не контролировал и одним из этих ударов сломал ему два пальца.

Это был первый и последний раз, когда отец применил физическую силу. Во-первых, у Диланов нечто такое вообще не принято. Они своих детей воспитывают иначе. Во-вторых, думаю, у отца потом душа рвалась на части от того, что он причинил увечье своему сыну. Брендон же тогда еще был ребенком.

На следующий день ужин проходил в напряжении. Я боялась туда приходить, поэтому явилась с небольшим опозданием. Увидев Брендона и гипс на его ладони, вздрогнула, после чего пошла к другой стороне стола, но отец сказал мне сесть рядом с Бреном.

Наверное, это была окончательная попытка примерить нас. Я попыталась возразить. Брат вообще молчал. Сидел и пил воду, так словно меня и не существовало.

Но когда я села рядом с ним, Брендон шумно выдохнул и ногой толкнул стул, так, что я вместе с ним упала.

Трудно описать то, что происходило в следующее мгновение. Мне помогли подняться, а Брендона опять без еды отправили на сутки в его комнату. Но, главным было то отчаяние, которое я видела в глазах родителей. Понимание того, что они никак не могут повлиять на сына.

Для меня предстоящая ночь была очень тяжелой. Я не спала и постоянно ворочалась в кровати, а через сутки, когда Брендон вышел из своей «темницы», я случайно увидела его на кухне. Он сидел за столом. Читал книгу и пил холодный чай. На ближайший месяц телефон и интернет для него были под запретом, но ожидаемо ему и на это было все равно. Порой книги тоже были под запретом.

Сжав ладони в кулаки, я подошла к нему. Дрожащим голосом сказала, что все не может так дальше продолжаться и, если он меня так ненавидит, я больше не подойду к нему. Я вообще много чего говорила. Например то, что люблю его, как брата и то, что мне хотелось бы стать для него хорошей сестрой. То, что мне жаль, что все так сложилось.

Брендон слушал меня молча и смотря на меня нечитаемым взглядом.

Когда я замолчала, ожидала от него хоть какого-то ответа.

А он просто, все так же ничего не говоря, подошел и мне на голову медленно вылил содержимое своего стакана.

Пока я захлебывалась своими слезами, он безразлично вымыл его и ушел.

После этого наше общение было сведено к глобальному минимуму. Теперь этого придерживались даже родители. Хотя иногда все же случались моменты, во время которых мне доставалось от Брендона.

А потом всплыла правда о том, что я не родная дочь Диланов и меня отправили в детдом.

Когда Генри и Айрин меня вернули, я уже не была такой, как раньше. Жизнь стала другой. Она пошатнулась, но далеко не сразу разбилась окончательно.

В детдоме я жутко скучала по братьям. Они снились мне практически каждую ночь и порой я хотела увидеть их настолько сильно, что сознание разрывалось и по щекам текли слезы, но когда я вернулась, их отношение ко мне стало совершенно иным.

Лойд, который раньше проводил со мной все сутки, сказал, чтобы я свалила и не мешалась. Хорас посмотрел на меня так, словно видеть больше не хотел. Дастин вообще первые несколько дней не появлялся рядом со мной, будто ему было все равно на то, что я вернулась.

Братья целиком и полностью были заняты Алес и наблюдая за ними, я поняла какими могут быть отношения с родной сестрой. Тогда я и осознала, что всегда являлась для них чужой.

Год слишком долгое время. Во время него в этой семье я стала полностью ненужной. Меня забыли.

Понимание этого стало тем, что окончательно разрушило мой мир.

Я прекрасно помнила, как забилась в угол в гостиной. Обняла ноги руками и до боли кусала губы. Плакала. Не понимала, что вообще делать дальше и как жить. Наверное, для ребенка нет ничего хуже, чем чувствовать