Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В издательстве хохочут, а почему — поэт не понимает. Ему объясняют: в русском языке слово «свеча», видите ли, как бы несколько двусмысленно, особенно в соединении с притяжательным местоимением. Поэт кивает и уходит. Через несколько дней является с исправленной версией:
Жестокий издатель отказал ему в публикации ввиду недостаточной высокохудожественности.
Рассказывали, что тот же поэт о празднике пасхи (по-еврейски «пейсах») написал:
Не о судьбе ли поглощенного морской пучиной фараонова войска грустил поэт?
Другой поэт в своей книге на первой странице начертал типографским шрифтом посвящение:
Надо было, разумеется:
В 1975 году меня призвали в израильскую армию и поставили сторожить гору чуть восточнее Цфата. На вершине этой горы — называлась она «Гева», что и означает «гора», — росло кривоватое дерево с широкой и низкой кроной, а под деревом холмик. «Могила шейха», так мне сказали, но имени шейха не сообщили. Впоследствии я часто размышлял об этом дереве и могиле. Подобных знаков внимания ведь довольно много в Галилее, и я полагаю, что, если бы удалось перевести имена «шейхов» с арабского на иврит или на латынь, мы получили бы целый пантеон древнего Ханаана. Не зря же сказал пророк: «Галилея языческая». «Шейх» передает местное древнее «Ваал». Так вот все это имена «ваалов», то есть «хозяев».
Немного южнее Тивериады имеется могила учителя Меира Чудотворца, того Меира, который именуется «Баал ха-Нес», в буквальном переводе «Хозяин Чуда». Над могилой молитвенные дома, даже два таких дома — сефардский и ашкеназийский. Шутят, что в одном из них ноги, а в другом голова. Мы как-то пошли туда на праздник с лордом Филимором. Он был тощ и очень длинен. Когда дети хотели его стукнуть, пользуясь праздничными вольностями, сзади по голове пустой колотушкой, им приходилось высоко подпрыгивать. Атмосфера была языческая. Веселье, много еды на продажу, восточные звуки, ночная жара и эти дети с колотушками: день рождения учителя Меира. И я подумал: «А что, если все происходящее лишь прикрывает древнее празднество в честь Владыки Жара, хозяина-ваала по имени Баал Хамат, божества, управлявшего горячими источниками, которые истекают тут же в озеро из-под молитвенных домов, построенных в воспоминание о чудотворце по имени Баал ха-Нес. Ведь заменить „Хамат“ на „ха-Нес“ нетрудно. А старинный город Хамат существовал здесь с незапамятных времен, еще до появления Израиля. Его развалины сейчас изучают археологи».
В дальнейшем я все думал об этих и иных памятных местах: о могиле учителя Шимона и сына его Элиезера, о могиле учителя Акибы, о могиле Матерей. Есть и такая, там лежат Лия, Дина и Циппора, все в одной могиле. «Был у нас тут один министр религии, он велел сделать все эти надписи» — объяснял мне кто-то из знакомых.
А сейчас самое время рассказать об учителе Ицхаке Луриа Ашкенази. Он был сыном некоего Лурье родом из Польши или Германии, мать принадлежала к сефардской семье Франк. Жил он сперва в Египте, а году в 1570-м переехал в Цфат, будучи тридцати шести лет отроду Здесь он основал школу каббалистов и развил устное учение о том, что Бог, то есть Беспредельный, которого называют Эйн Соф, сперва сократился и лишь потом создал мир. Еще ранее Луриа стал известен как поэт. В Цфате он любил гулять по окрестностям со своими учениками, указывая им доселе не известные могилы святых, о которых узнавал посредством духовной проницательности или откровения. Скончался Ицхак Луриа в июле 1572 года. Он-то, я полагаю, и был тот «министр религии», который создал все эти могилы на прежних местах ваалова культа.
Ниже следует история нашего шкипера Мусы Хатаба, который передавал рассказы своего племянника, ставшего учеником некоего знаменитого рабби в тель-авивском квартале «Сынов Молнии», то есть в Бней Браке.
Разговор происходил на кухне лабораторного строения на берегу моря Галилейского, за чашкой кофе, после пяти часов плавания, в жаркий понедельник 1984 года, в августе или сентябре, где-то пополудни, когда уже дул сильный западный ветер.
Муса Хатаб сам себя считает неверующим. Грузный и загорелый, лет пятидесяти шести, он не гнушается даже дикой свинины.
— Знаешь, — говорил он, — я курю по субботам, я и в Судный день не пощусь, но на свете существуют необъяснимые вещи. Например, мой племянник раньше был простым тивериадским рыбаком.
Муса и сам раньше был простым тивериадским рыбаком. Рыбаком был также его отец, вся их семья когда-то рыбачила. Но рыбный промысел тут занятие вовсе не идиллическое. У тивериадских рыбаков дурная репутация. Я помню, дама из Риги, всплескивая руками, говорила о другой особе помоложе:
— Она совершенно опустилась, курит какую-то дрянь, связалась с подонками общества, с этими тивериадскими рыбаками…
Говорят, наши рыбаки не брезгуют контрабандными благовониями, а иные льют яды в воду, чтобы погнать рыбу себе в сети. А много ли поймает честный рыбак? Два-три ящика за ночь. И на это он должен содержать семью… Но честные люди встречаются и среди тивериадских рыбаков. Таким был Муса, таков был его отец, вся семья, все они были достойные люди, в том числе и племянник.
— Года полтора тому назад, — говорил Муса Хатаб, — мой племянник вернулся к вере. И вот, он теперь рассказывает о своем учителе, этом знаменитом рабби. Тот говорит ему в Бней Браке: «Поедем к тебе, наловим рыбы». Племянник — он ведь рыбак — отвечает: «Конечно поедем». Приехали. Взяли его лодку, плывут вдоль северного берега. Проходят Капернаум. Учитель отвернулся, чтобы не смотреть на греческие кресты, там их церковь, белая, ты знаешь, — потом вдруг говорит: «Бросай!» — «Рабби, тут сроду не было рыбы! Рыба дальше, туда, ближе к Иордану». — «Говорят тебе — бросай!» И что же? Бросил и тут же вынул полную сеть. Через двадцать минут. Что ты на это скажешь?
В другой раз рабби говорит моему племяннику: «Набери полный ящик пустых бутылок, мне надо воды из источника Мирьям». Ты знаешь, где источник Мирьям. Так он ему велел набрать пластмассовых бутылок из-под кока-колы два ящика. Считается, что там хорошая вода.
По древней легенде источник Мирьям был создан еще до сотворения мира вместе с другими необыкновенными вещами, как то: Огненный куст, Жезл Ааронов и Червь Шамир. Когда сыны Израиля проходили пустыней Син, источник шествовал перед ними вслед за Облачным Столбом, по вечерам они поили из него верблюдов. По окончании странствий источник Мирьям скрылся близ западного берега моря Галилейского или озера Киннерет, севернее Ваал-Хамата, в самом озере, напротив холма, где теперь руины дворца царя Агриппы и Береники, сестры его.