Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И?.. — Рид застыл в ожидании, понимая, что существует и настоящая причина ее визита. Все братья и сестры приходили или звонили только в том случае, если им что‑то требовалось от Рида.
— Хорошо, — со смехом призналась она. — Я хочу воспользоваться семейным самолетом, а пилот не взлетит без твоего разрешения.
Он нахмурился:
— Куда ты собралась?
— Всего лишь в Париж на пару недель. Мне нужны перемены, — ответила она и надула губки. Этот взгляд из серии «Ах, я бедняжка» всегда действовал на их отца, но не оказывал никакого эффекта на Рида. — Я порвала с Шоном, и мне нужно какое‑то время побыть одной. Вы ведь знаете, каково это, правда?
Последнюю фразу она адресовала Лайле, которая молча наблюдала за этой сценой.
— Гм…
Не получив поддержки от Лайлы, Саванна снова обратилась к брату:
— Да ладно тебе, Рид! Будь человеком! Ты ведь никуда не полетишь в следующую пару дней, ведь так?
— Нет, — ответил Рид, покачивая малышку, когда она заерзала у него на руках.
— Так в чем проблема? — Саванна повернулась: — Лайла, верно? Вы ведь поддерживаете меня, правда? Я в том смысле, что вы наверняка знаете, каково это, когда просто нужна передышка.
Лайла улыбнулась и покачала головой:
— Не знаю. Когда мне нужно отдохнуть от работы, я еду в город. Я никогда не была в Париже.
— О мой бог! — Саванна посмотрела на Лайлу так, словно та только что призналась в серийных убийствах. — Серьезно? Вы просто обязаны поехать. Заставьте Рида взять вас туда. Конечно, после моей поездки. Но вам обязательно стоит съездить. Там есть изумительное маленькое уличное кафе прямо рядом с Сакре‑Кёр…
Пока сестра что‑то болтала о чудесах города огней, Рид укачивал малышку, уютно устроив ее у груди и делая все, чтобы она была довольна. И тут он вдруг почувствовал тепло, разлившееся по его груди, и отнюдь не в переносном смысле.
— О боже. — Он опустил взгляд на ребенка в своих руках и осознал, что не надел на него подгузник.
— Что случилось? — тут же подскочила Лайла.
— Ничего, — пробормотал Рид. — Она просто… Саванна зашлась в восторженном смехе:
— Она тебя описала! Боже, как бы Спринг сейчас смеялась…
Стоило ей произнести это, как всех троих окутало ледяное молчание. В ярком свете ванной Рид заметил признаки печали, которую сестра тщетно прятала за ослепительной улыбкой. Саванна тут же посерьезнела, шумно выдохнула и прошептала:
— Не могу поверить, что ее больше нет. Словно это — не наяву, понимаете?
— Я чувствую то же самое, — мягко произнесла Лайла, кладя ладонь на руку Саванны. — Для меня Спринг была хорошей подругой, но для вас — сестрой, и мне очень жаль…
Рид был благодарен за сочувствие, сквозившее во взгляде и голосе Лайлы. Он не мог помочь Саванне и другим родным принять смерть Спринг, ведь на самом деле он и сам еще не справился с горем.
— Так вот почему ты на самом деле хочешь в Париж? — спросил он.
— Да, — со вздохом признала Саванна. — С Шоном мы просто разбежались, но Спринг… Мы вместе ездили в Париж пять лет назад, помнишь?
Вымученно улыбнувшись ей, Рид вдруг оживился:
— Помню, как поздно ночью мне позвонил жандарм с вопросом, не желаю ли я внести залог за тебя и Спринг после того, как вы устроили заплыв в городском фонтане.
Саванна засмеялась:
— Точно. А я и забыла об этом! Боже, мы так веселились в той поездке! А теперь… я просто хочу вернуться. Вспомнить.
Увидев в ее глазах плохо скрытое страдание, Рид понял, почему она хочет вернуться, — тем же путем, по следам погибшей сестры. Вновь пережить радость, облегчить боль. Это путешествие в Париж Саванна считала своего рода прощанием с сестрой, которой ей будет так не хватать.
Черт, он чувствовал то же самое! Сейчас он стоял, держа ребенка сестры, эту маленькую девочку, которая никогда не узнает свою мать. Да и сам Рид никогда больше не увидит Спринг. Никогда не услышит ее пронзительный смех… Если бы он только мог вернуться в момент их последней встречи, не допустить той яростной ссоры! Увы, переписать прошлое было невозможно. Слишком поздно.
— Возможно, вам будет легче от осознания того, — прорвался сквозь пелену мыслей голос Лайлы, — что Спринг была по‑настоящему довольна своей жизнью. У нее было много друзей.
Задержав взгляд на Лайле, Саванна кивнула:
— От этого действительно легче. Спасибо. И вам стоит знать, что всякий раз, когда я разговаривала с сестрой, она рассказывала, как вы добры. Как она любит свою работу.
Рид замер от изумления. Саванна знала, где работала Спринг? Неужели он был тем единственным, кому сестра не доверилась?
Саванна снова повернулась к нему:
— Я так рада, что не позвонила, а пришла сюда лично. Мне нравится видеть тебя с ребенком, и, по‑моему, Спринг это тоже пришлось бы по душе.
— Да, — отозвался Рид, все еще прижимая ребенка к груди. — Ты права. Ей бы понравилось.
Он посмотрел на Роуз, перевел взгляд на Саванну, потом — на Лайлу и вспомнил, что в кухне хлопочет Конни. Он вдруг оказался окружен одними женщинами — Спринг бы это позабавило. Он улыбнулся своей мысли.
Как же изменилась его жизнь всего лишь за пару недель…
— Так что? — спросила сестра. — Я могу воспользоваться самолетом?
Рид кивнул:
— Я позвоню пилоту. Сообщи ему, когда соберешься.
Подняв на него взгляд, Лайла одобрительно улыбнулась, и Рид почему‑то почувствовал себя так, словно получил медаль.
— Саванна показалась мне милой, — заметила Лайла позже, когда пила чай в компании Конни в кухне, уплетая испеченное няней печенье с шоколадной крошкой. Рид не обманул. Это и правда было сущее волшебство.
Лайла любила кухню, которая, как в любом доме, уже успела стать сердцем дома. Эта кухня была изумительной, достойной украсить страницы любого журнала. Стены были выкрашены в кремовый цвет, а бесконечно длинную белую кварцевую столешницу испещряли полоски серой отделки под мрамор. Верхние шкафчики были белыми, нижние — темно‑серыми. Пол был выложен широкими толстыми досками темной ореховой древесины. Из эркера в укромном месте кухни открывался вид на задний дворик. Лайла и Конни сидели за круглым дубовым столом на одной ножке. Серебристый подвесной светильник, напоминавший старинную газовую лампу, висел над столом и служил сейчас единственным источником света.
— О, — засмеялась Конни, — у Саванны добрая душа, но она такая сумасбродка! Вечно что‑то замышляла! В ее сообразительном мозгу всегда варился какой‑нибудь план. Она провела на моей кухне множество вечеров, перемывая посуду в качестве наказания за проступки.