Они прилетели на смерче в окрестности Мальпенсы, городка на самом каблуке знаменитого итальянского сапога — ведь карта Италии напоминает именно сапог, и об этом знают все на свете. Приземлившись на каком-то поле, Нимрод тут же снова применил свою джинн-силу и сотворил машину «скорой помощи», чтобы вывезти из монастыря тело Фаустины. И вся компания направилась по холмам вверх — в город.

Мальпенса показалась Филиппе забавным местечком. Городок, возведенный на вершине высокой скалы, рос из нее вверх, точно дерево или куст. Все здания были в плачевном состоянии из-за подземных толчков, которые периодически ощущаются в этой части мира. Боясь, что в один прекрасный день их и без того шаткие дома и вовсе рухнут от нового землетрясения, жители города предпочитали теперь, как медведи и летучие мыши, жить в катакомбах — обширной сети пещер, расположенной неподалеку.

Большинство важных, но нежилых зданий, вроде ратуши или полицейского участка, были подперты огромными бревнами или стояли окруженные ярусами строительных лесов. Все эти приспособления напоминали клетки, а сама Мальпенса походила на зоопарк, где за решеткой томятся большие и жестокие звери.

— Теперь понятно, почему этот городок получил такое имя, — заметила Филиппа.

— Да? — удивился Джалобин. — А что же означает слово Мальпенса?

— «Дурная мысль» или что-то в этом роде, — ответила Филиппа.

— Да, название точное, — согласился Джалобин. — В здешнем воздухе пахнет бедой.

Вход в катакомбы картезианцев находился в маленькой церкви на Пьяцца Картузи, площади на краю города, напротив освещенного прожекторами футбольного поля. Там шел матч — под гиканье всего местного населения, составлявшего восемьсот двадцать пять человек.

— Ну почему так все складывается? — простонал Джалобин. — Почему мы всегда вынуждены посещать эти ужасные места поздно вечером или даже ночью?

— Эти катакомбы — единственная настоящая, достопримечательность Мальпенсы, — сказал Нимрод. — Так что выбора у нас нет, в другое время нам сюда попросту не попасть. В путеводителе сказано, что летом у них тут бывает до ста посетителей в день.

— Странный все-таки народ — туристы. Вместо того чтобы отдыхать, шляются невесть где и пялятся невесть на что, — проворчал Джалобин.

— Кроме того, — добавила Филиппа, — не думаю, что нам позволят вынести из катакомб их главную достопримечательность средь бела дня. Что вы на это скажете?

— Согласен, убедила, — вздохнул Джалобин. — Выкрасть тело, конечно, лучше под покровом ночи. Хотя я бы с большим удовольствием сделал это днем.

Церковная дверь была не заперта. Они вошли внутрь и стали пробираться среди подпиравших стены бревен. В свисавших с потолка огромных канделябрах горели несколько дюжин свечей: небольшая часовня в одном из приделов тоже была освещена — здесь свечи стояли на металлическом помосте. А еще целый штабель похожих на сигары свечек лежал под помостом. Нимрод взял три свечи, зажег их, вручил по одной Филиппе и дворецкому, а третью оставил себе. В задней части церкви, позади алтаря, к стенке была криво прибита простая табличка со стрелкой:

КАТАКОМБЫ —>>

Для поездки в Италию Нимрод позаимствовал у Силмана Франко его удивительную отмычку, и теперь, запустив скелетик в замочную скважину огромного, размером с блюдце, замка, он ждал, когда откроются железные ворота, а с ними и путь в катакомбы. Наконец замок щелкнул, Джалобин распахнул тяжелые створки ворот и отошел чуть в сторону, пропуская вперед Нимрода с Филиппой. Они тут же начали спускаться по лестнице. Джалобин был только рад, что простая вежливость помогла ему скрыть собственное нежелание идти первым. Да, он вовсе не жаждал первым сунуться в эту жуткую тьму, к привидениям. Не говоря уже о том, что в этом подземелье наверняка полно мертвецов.

Увидев покойников, дворецкий вздрогнул. Они лежали совсем близко к проложенному для туристов маршруту — можно было рукой коснуться. Ну и музейчик! Ну и додумался этот коллекционер! Выставить мертвецов в качестве главного сокровища! Тела лежали на полках или сидели, откинувшись на побеленную стену. Некоторые сохранились очень неплохо, прямо как живые, с волосами и глазами; другие же были немногим лучше скелетов, без челюстей и без рук. Поскольку смерть косит своей косой всех подряд, среди мертвецов попадались даже младенцы. При виде этих крошек Джалобин совсем расстроился, и на глазах его выступили слезы. В то же самое время он усматривал явное сходство между катакомбами с кучей мертвецов и музеем восковых фигур. Потому-то, видно, этой женщине и пришло в голову украсть из музея три восковых тела и подменить ими трупы в здешнем подземелье.

— Черт побери! Ну ничего себе! — то и дело восклицал он. — Только поглядите на все эти мумии. Да их тут тысячи! Прямо как депутатов в парламенте.

Филиппа принюхалась. Воздух был чист — ни тлением, ни гниением тут не пахло.

— Обалдеть! — снова воскликнул Джалобин. — Этот парень умер еще в тысяча пятьсот девяносто пятом году. Вот ведь как удивительно жизнь устроена: у всех этих несчастных были мужья, жены, дети, работа. Совсем как у нас. Н-да, забавно. Скоро я тоже буду вполне готов лечь на полку.

— Вы, как всегда, оптимист, Джалобин, — заметил Нимрод и хлопнул дворецкого по спине.

— Так сюда, говорите, ездят туристы? — спросил у Нимрода Джалобин. — А ведь веселого тут мало. Это вам не Диснейленд, верно?

— Да уж! — согласилась Филиппа и указала на еще одну табличку. — Но Спящая красавица у них тут тоже есть, прямо как в Диснейленде. И дорога указана.

Повернув за угол, они оказались в комнате, где находилось только одно тело: в стеклянном гробу, ну точно как в сказке про Спящую красавицу, лежала девочка, примерно ровесница Филиппы. Это была Фаустина.

— Согласно путеводителю, лежащая здесь Спящая красавица умерла в тысяча девятьсот двадцатом году, — сказал Нимрод. — Готов поспорить, оригинал за эти годы сгнил, и им срочно понадобилось найти замену. Старое тело они, скорее всего, зарыли, а потом стибрили Фаустину из музея восковых фигур.

— Ужасно, — пробормотал Джалобин.

Филиппе же самым ужасным в этой истории показалась одежда, в которую монахи обрядили Фаустину.

— Господи, только посмотрите на ее платье! Ну и фасон! Да я бы скорее умерла, чем такое старье надела.

— В таком случае Фаустине повезло, что она не сознает, во что ее одели, — хмыкнул Нимрод.

— А что у нее с волосами? — спросила Филиппа.

— Боюсь, туристы отрезали их на сувениры, — сказал Нимрод.

Джалобин нервно оглянулся: ему показалось, что в темноте что-то прошелестело. Мысли о смерти и неизбежном распаде плоти завладели им всецело, проникли в каждую клетку, до мозга костей.

— Нельзя ли побыстрее разобраться с этим, сэр? — обратился он к Нимроду. — Тут, по-моему, есть мыши или даже крысы. Скорее засуньте ее в бутылку из-под кока-колы или превратите во что-нибудь и пойдем наверх.