— Боюсь, вы напрасно потеряете время, — сухо заметила я. — Вы мне не нравитесь.

— Лизанька, это всё преодолеваемо, — он чуть приподнял верхнюю губу. Наверное, это должно было символизировать улыбку, но я обратила внимание лишь на его зубы: белые, блестящие и наверняка необычайно острые. — Если тебе не нравятся Рысьины, возможно, тебе нравятся рыси?

Как хорошо, что я уже знала об этой ловушке. Подумаешь, недолго покраснела перед Хомяковыми, зато теперь могла небрежно бросить:

— Я вообще кошачьих не люблю. Наглые и ненадёжные. А рыси еще и мелкие.

— Мелкие? Рыси мелкие?!

Показалось или аккуратно уложенные волосы начали приподниматься, пытаясь вздыбиться, усы распушились и встопорщились, а в голосе проклюнулись шипящие звуки? Надеюсь, он не будет обращаться и полосовать когтями меня прямо сейчас. Нервные они какие-то, эти Рысьины, и легковозбудимые. Конкретно на этого, взбешённого до потери самоконтроля, я бы с удовольствием посмотрела. На расстоянии, разумеется. И послушала бы, что он скажет, пока себя не контролирует. Жаль, что он слишком быстро опомнился, даже шипеть перестал и этак задумчиво прищурился.

— Конечно. Куда мельче тигров, львов или гепардов, — с удовольствием выпалила я, надеясь на ещё один всплеск возмущения.

— Зато более гибкие, ловкие и выносливые, — он лениво улыбнулся, давая понять, что укол в этот раз пришёлся мимо.

— И бегают медленнее.

— А, понял, — он расхохотался по-настоящему. — Это зависть. Знаешь, Лизанька, твой дедушка предполагал, что для оборота тебе не хватает характера. Княгиня с этим была не согласна. Так что продолжай наращивать зубки — и вдруг… Тогда Фаина Алексеевна непременно задумается, не вернуть ли в клан.

— Спасибо, мне ваших Рысьиных и даром не надо. И вообще, Юрий, мне кажется, вы засиделись в гостях, пора и честь знать. Убирайте вот это вот. — Я помахала рукой, указывая на призрачное марево вокруг, и решила больше не миндальничать с этим типом: — И сами убирайтесь.

— Это вот — это ты про что, Лиза? — нехорошо прищурился он, напрочь игнорируя мои требования.

— Про купол явно магического происхождения. Не знаю, для чего он вам, но прошу убрать. В гостиной этого дома он лишний.

— Неужели ты его видишь? Не волнуйся, это неопасно. Только чтобы помешать Звягинцеву подслушать наш разговор.

— Владимир Викентьевич и без того не опустился бы до подслушивания.

— Лизанька, твою наивность извиняет только юный возраст. Имей в виду, Ольга Станиславовна никогда не доверяла Звягинцеву.

— Мне сейчас можно говорить всё что угодно, правда, Юрий? — усмехнулась я. — Но знаете, похоже, после покушения у меня не только пропала память, но и уши уменьшились.

— Уши? — Он удивлённо меня оглядел. — Лизанька, они в точности такие же, как и раньше: маленькие, аккуратные и очень красивые.

— А я уверена, что уменьшились. Теперь на них помещается намного меньше лапши.

— Какой лапши?

— Которую вы мне старательно навешиваете, Юрий.

Я притворилась, что что-то сбрасываю с ушей. Что-то, чего там скопилось уже очень много.

— А знаешь, Лизанька, такой ты мне нравишься больше, — неожиданно сказал он. — Только учти, что у Звягинцева опыта, как ты изящно выразилась, по развешиванию лапши на ушах куда больше. Не стоит ему доверять. Можешь пока не доверять даже мне, но прошу: внимательно отнесись к мои словам. Звягинцев держит сторону Фаины Алексеевны, а она по определению — не твоя. Не говори ему лишнего.

— Спасибо за предупреждение, Юрий, но, боюсь, я понятия не имею, что лишнее, а что — нет. Убирайте купол.

Я не знала, насколько опасно проходить через призрачное мерцание, а то бы уже непременно ушла.

— Я надеюсь, наш разговор не станет достоянием третьих лиц. Это в твоих интересах, но поскольку ты ничего не помнишь, считаю своим долгом попросить. — Купол пропал, и опять я не заметила никакого свечения на руках Юрия, одна из которых, впрочем, ненавязчиво опустилась в карман. Значит, всё-таки устройство. — Возможно, Лизанька, что у тебя остались вещи, принадлежащие клану Рысьевых. Их следует вернуть, а то Фаина Алексеевна расстроится, а расстроенная Фаина Алексеевна — зрелище малоприятное, это и Владимир Викентьевич подтвердит.

— В сыскной полиции сказали, что преступники забрали все артефакты, — неожиданно сказал целитель. Надо же, а я и не заметила, когда он вошёл… — Так что вряд ли у Елизаветы Дмитриевны есть вещи клана.

— Я просто предупредил, — лениво улыбнулся Юрий. — Я не призываю возвращать нам всё.

Они обменялись неприязненными взглядами, и я сразу вспомнила, что мамин начальник говорил про Юрия, что он — оппозиция княгине. А Владимир Викентьевич, значит, в её команде? Интересное дело, почему он тогда пошёл против официальной позиции клана и приютил меня? И почему сейчас не выставляет из дома того, кого явно считает противником?

Появление Хомяковых прервало мои размышления. Действительно, попробуй тут размышлять, когда у тебя на шее повисает Оленька Хомякова и орошает слезами всё, что только может закапать. Я опять испытала чувство вины из-за того, что не нахожу в себе ни малейших признаков горя из-за смерти мамы, в то время как моя подруга не только помнила, но и по-настоящему скорбела о её смерти. «Боги мои, как жалко Ольгу Станиславовну, — всхлипывала Оленька мне прямо в ухо. — Что же такое, почему столько несчастий на одну вашу семью?»

Николай остановился, не дойдя немного до меня, но смотрел на Юрия, неприязненно так смотрел. Впрочем, тот отнёсся к пришедшему не с большей симпатией.

— Подпоручик Хомяков, не кажется ли вам, что сейчас неподходящее время для визитов? — высокомерно протянул Юрий.

— Моя сестра — близкая подруга Лизы, и она не могла не поддержать её в такой тяжёлый день, поручик Рысьин, — фамилию Николай выговорил с явной брезгливостью. — И вы совершенно правы, сейчас не время для праздных визитов, поэтому я не понимаю, что вы здесь делаете.

«Вы» он выделил голосом настолько выразительно, что местоимение показалось грубым оскорблением. И не только мне. Владимир Викентьевич нахмурился, Юрий нехорошо сощурился и прошипел:

— Если вы запамятовали, я Лизин родственник.

— Если вы запамятовали, то Лиза больше не принадлежит к клану Рысьиных.

— С этим решением согласны не все, подпоручик Хомяков. — В этот раз уже Юрий выдавил «Хомяков» так, словно уже сама фамилия была грязным ругательством. — Более того Лиза всё равно остаётся моей родственницей.

— Весьма дальней, поручик Рысьин.

— Ну так вам она и такой не приходится, подпоручик. Принесли соболезнования — и можете быть свободны.

— Кто может быть свободным, решать не вам, Юрий. Это дом Владимира Викентьевича, — не выдержала я. — И хочу напомнить, что вас я уже давно прошу уйти.