своего достоинства не говорить с переводчиком напрямую. Г‐н фон Гумбольдт подарил командиру заставы отрез красного бархата, купленный нарочно с этой целью в Бухтарминске, принятый им с благодарностью. После чего тот предложил нам чай, от которого мы, однако, также вежливо отказались. Через некоторое время он повел нас в храм, стоявший на этой стороне Иртыша недалеко от реки. Это было небольшое четырехугольное деревянное сооружение с входом со стороны реки; внутри мы нашли его почти пустым, поскольку там не было ничего, кроме алтаря напротив двери и статуи идола буддийского культа на стене над алтарем. Вне здания напротив двери между храмом и рекой была возведена стена, немного большей ширины, чем храм, а между стеной и храмом воздвигнут другой алтарь, состоявший из кусков шифера, сверху покрытый большой шиферной плитой, на которой мы увидели все еще не потухшие угли.

После этого мы вернулись на другой берег и вскоре принимали ответный визит первого командира и двух его сопровождающих лиц. Г‐н фон Гумбольдт встретил их и пригласил войти в нашу юрту, в которой, поскольку она была пуста, мы сели на расстеленные на полу циновки: г‐н фон Гумбольдт в середине, слева от него генерал Литвинов и мы все остальные, справа – китайский командир со своими спутниками. Простые монголы между тем толпились вокруг юрты и рассматривали нас из‐за двери. Китайский командир и его спутники достали свои трубки и начали курить, пригласив нас сделать то же самое. Китайские головки курительных трубок, как известно, очень малы, и после нескольких затяжек их уже выкуривают, поэтому их необходимо беспрерывно набивать и раскуривать. Что и делали за офицера его сопровождающие. Тот попробовал также наш табак, предложенный им Ермоловым, который, судя по всему, китайцу понравился. Однако вскоре он отложил свою трубку, поскольку г‐н фон Гумбольдт и бóльшая часть нашего общества не курили. Г‐н фон Гумбольдт вручил китайскому командиру отрез тонкого синего сукна, но тот долго не решался его принять. Он выразил переводчику свои сомнения в возможности принять столь большой подарок, а затем и сам дал знаками это понять г-ну фон Гумбольдту, отодвинув отрез от себя. На что тот ответил через переводчика и показал знаками, что китаец должен его принять, снова пододвинув сукно китайцу. После того, как все это подталкивание туда и сюда повторилось несколько раз, командир наконец сдался, и, судя по всему, не без удовольствия. После чего он осведомился у переводчика, какой ответный подарок он может преподнести. Переводчик был на этот случай уже предупрежден, что г-на Гумбольдта ничто так не порадует, как несколько книг, которые мы видели в юрте китайского командира. Тот немедленно распорядился принести книги и передал их г-ну фон Гумбольдту, который принял их, радуясь столь ценному подарку, хотя и тоже лишь после множества расшаркиваний и экивоков.

Китайский командир обрадовался еще больше, когда г‐н фон Гумбольдт рассказал, что у него есть брат, который много занимается китайским языком и которому он передаст эти книги. После этого г‐н фон Гумбольдт попросил командира написать на книге свое имя, что он и сделал переданным ему карандашом, – при сем мы узнали, что его зовут Чин Фу. Карандаш был ему в новинку, он с удовольствием его рассматривал и поэтому с удовольствием принял его в качестве подарка. После этого из привезенной нами провизии мы предложили ему несколько угощений – мадеру, сухари, сахар. Последнего мы запасли очень много, поскольку слышали, что монголы, у которых его нет, и они должны менять его у русских, очень его любят. Однако Чин Фу лишь немного отпил мадеры и взял небольшой кусок сахара, да и тот не отправил в рот. Вместе с принятым от нас сухарем он положил сахар и карандаш на голубое полотно и вместе с небольшим пакетом табаку, которым его удостоил Ермолов, распорядился позднее всё унести. Однако его спутники опустошили несколько стаканов вина, причем всегда одним залпом, при появлении сахара отложили свои трубки, брали и ели его в большом количестве. Оставшийся сахар мы раздали простым монголам, которые между тем уже протиснулись внутрь юрты и, как дети, жадно тянули за ним руки.

Через некоторое время Чин Фу поднялся и откланялся; все его поведение безусловно выдавало в нем хорошо воспитанного человека. Мы посидели еще некоторое время, рассматривая рядовых монголов, которые, снедаемые любопытством, прибывали со всех сторон, трогали и рассматривали нас, однако не обижались, если их останавливали рукой. На обеих заставах их было около восьмидесяти человек, одетых, как и командиры, в длинные кафтаны разного цвета, перепоясанные на бедрах кушаком, но все разодранные, грязные и без оружия. Они были чрезвычайно худы и потому не переставали удивляться корпулентности одного из наших спутников, обхватывая и трогая его живот. Из оружия мы видели у них только лук и стрелы, которые они предлагали купить или поменять вместе с прочими предметами – курительными трубками, фарфором, палочками, которые они используют при еде вместо ложек и т. п. Между их шатрами мы видели несколько верблюдов и стада коз и овец с курдюками, составлявших их скот. […]

Мы между тем выказывали намерение уезжать: г‐н фон Гумбольдт желал покинуть Баты как можно раньше, чтобы определить местоположение заставы, расположившись на некотором отдалении от нее на открытых солнцу возвышенностях. Он поостерегся делать это непосредственно на месте, поскольку опасался возбудить подозрения китайцев. Поэтому мы покинули Баты вскоре после 4 часов, расположившись некоторое время на подходящем для измерения месте, а затем без новой остановки той же дорогой, какой прибыли, вернулись в Красноярск, прибыв туда в 12 часов ночи. Г‐н фон Гумбольдт и здесь не стал отдыхать, но той же ночью при ясном звездном небе провел несколько астрономических наблюдений.

Розе

19 августа мы снова продолжили нашу обратную поездку к Усть-Каменогорску, но на сей раз выбрали не утомительный сухопутный, а водный путь по Иртышу, которым обыкновенно пользуются для такой поездки из Бухтарминска. При скорости, с которой река устремляется в этой местности через горы, такой путь легко можно проделать в один день, в то время как вверх по реке требуются три–пять, а с нагруженными судами и все восемь–десять дней.

Для этой поездки нам приготовили два судна, каждое из которых состояло из трех челнов, связанных вместе, с положенными сверху досками, на которых был разбит войлочный шатер. С одной стороны, нам были обеспечены тем самым очень удобный лагерь и защита от дождливой погоды, случавшейся почти на весь день. Но в то же время из‐за войлочных покрывал