Левин привел соискателя прямиком к грозному хозяину крупнейшего писательского издательства. Тот выслушал рекомендации своего сотрудника, насквозь просвечивая взглядом незнакомца. Задал пару вопросов. Названия газет «Призыв», «Сталинская смена», «Советское Зауралье», безупречная биография, отчеканенная мягким баритоном курганского журналиста, приятно отозвались в начальственном ухе. Феликс умел нравиться, иногда к собственному изумлению.

– Пишите заявление, – помолчав минуту, кивнул Лесючевский и занялся своими делами.

Так неожиданно и почти одновременно закончились курганская ссылка и семейная жизнь Феликса Медведева. Начиналась новая, московская полоса его жизни и, в качестве бонуса, второй законный брак.

– Ах, вам мешают мои книги?!. – пошел в атаку Феликс, исчерпав аргументы. – Может быть, и я вам мешаю?..

Не помня себя от гнева, он выскочил в прихожую, распахнул тяжелую дверцу мусоропровода и стал швырять туда первые попавшиеся фолианты. В тумане обиды он слишком поздно заметил, что отправил в никуда дефицитный по тем временам восьмитомник Жорж Санд. Потеря возмутила его больше, чем ссора с женой. Он содрал с вешалки недавно купленный костюм и швырнул его в черное жерло, уже поглотившее ни в чем не повинную француженку. Когда мусоропровод безучастно пожрал и мануфактурное свидетельство семейного счастья, распаленный Феликс, натянув на себя первую попавшуюся одежду, пулей вылетел из элитного дома и решительно двинулся по Кутузовскому проспекту.

Куда? Конечно же, в родной Покров к маме и отчиму. В рассказе на эту щекотливую тему герой отметил: «Шагалось легко…»

Второй брак случился стремительно. Еще до поездки за Урал он часто навещал венгерскую родню, а иногда, задержавшись в Москве по делам, оставался ночевать в их гостеприимном доме. Вернувшись из Кургана, Феликс отправился в гости к своей двоюродной сестре Наталье Партош, дочери дяди Лаци. Красавица-кузина тем временем уже развелась с мужем и вместе с донельзя избалованным маленьким сыном жила у матери. Феликс и Наталья поглядывали друг на друга с нескрываемым интересом. Не зная, как себя вести, наш герой пытался ограничить свой интерес к девушке исключительно братскими чувствами. Но сестрица не дала ему шанса избежать полузаконного романа – она сама влюбилась в отчаянного братца. Взаимное притяжение кузена и кузины друг к другу неумолимо крепло.

Элегантные мужчины. Яркие персоны. Большие друзья. Генрих Рабинович и Феликс Медведев. Москва, 2013 г.

Мама девушки, как ни странно, не стала устраивать скандала. Феликс сначала не мог понять, почему. Но однажды дядя Лаци с понимающей улыбкой рассказал Феликсу, что его дед Золтан и бабушка Эржебет были двоюродными братом и сестрой. «По-видимому, это у вас в крови», – дядя успокаивающе похлопал племянника по плечу. Вскоре в квартиру тещи на Кутузовском проспекте переехала и часть библиотеки Феликса. А там, где книги Феликса, там и его дом.

Лаци Партош, отец Натальи, жил неподалеку. Его вторая супруга когда-то занимала должность второго секретаря Карело-Финского обкома, работая под началом крупного советского деятеля, одного из руководителей Коминтерна Отто Куусинена. За некий, видимо, заметный вклад в дело строительства коммунизма она и получила от благодарного государства квартиру на престижнейшем в советское время Кутузовском проспекте, в доме № 26, в том же подъезде, где жил Леонид Ильич Брежнев. А мать Натальи вышла замуж за некоего деятеля из охраны Молотова. Окна их квартиры в доме 24 выходили прямо на Кутузовский проспект. Как шепнули Феликсу родственники, только особо приближенные персоны могли поселиться в статусном жилье окнами на правительственную трассу. По мнению органов госбезопасности, в этом случае появление диверсантов и снайперов на объекте государственной важности сводилось к нулю.

Будучи почти соседом Феликс часто захаживал к Лаци в гости, поскольку еще с юности поддерживал теплые отношения с дядей. В отличие от семьи второй жены здесь он был своим. Ласло Партош был чрезвычайно интересным человеком, владел несколькими языками и вполне мог бы стать героем воспоминаний племянника. У Феликса сохранилась фотография военной поры, где Лаци переводит допрос пленного фашистского военачальника. После войны он много лет руководил журналом «Совиет хирадо», который издавался в СССР на венгерском языке. Лаци знакомил племянника с новинками зарубежного книгоиздательства, о которых советская пресса предпочитала умалчивать. Однажды, когда Феликс еще жил в Покрове, дядя специально для него перевел только вышедшую на Западе книгу Евгения Евтушенко «Автобиография рано созревшего человека», и довольный племянник тут же похвастался «крамолой» директору Покровской школы, с которым дружил. Тот шепотом попросил перепечатать ему копию…

Дяде так нравились любознательность и целеустремленность Феликса, что в 1958 году он, журналист со стажем, дал ему рекомендацию для вступления в Союз журналистов СССР, но по молодости лет соискателя номер не прошел. Феликс Медведев станет членом Союза чуть позже. в 24 года, так что срок его «членства» подбирается к полувеку.

Тем временем семейная жизнь довольно скоро перестала устраивать нашего героя. Когда первые всплески страсти улеглись, оказалось, что супруга не очень довольна тем, что вместо домовитого мужа получила его формальное присутствие. Круг интересов Феликса был настолько широк, что домашние хлопоты оставались далеко на задворках. К тому же ему попалась классическая теща, воспринимавшая зятя скорее как хозяйственный инструмент, нежели как гордость и красу семьи. Феликс, которому даже «справили» новый костюмчик, не спешил давать подтверждения своего семейного КПД – не стучал молоточком, не возился с плоскогубцами, не бегал в сберкассу пополнять семейный счет, не чинил электропроводку, был равнодушен к слову «дача» и укропно-картофельным зарослям. Не по нраву ершистому молодцу пришелся и степенный тесть, которого он звал за глаза «гэбешным типом».

Вместо авосек с купленными по списку продуктами зять притаскивал книги, заполняя ими все отведенное молодой семье пространство. В общем, представления о семейной жизни у обоих супругов кардинально разошлись. Поводом к последнему выяснению отношений стали все те же книги, в которых теща и жена видели мало пользы. Феликс довольно долго отбивался от попыток сделать из него послушного ручного мужа, но наступил час «икс». Однажды во время очередной ссоры зятек вспыхнул от неосторожно оброненного слова…

Ссора оказалась последней. Феликс выскочил на улицу, в груди еще бушевал огонь, а где-то высоко над головой, над ярким светом вечерней Москвы, сияли звезды – верные друзья вольной цыганской души… Он был снова беден, зато свободен. А престижная московская прописка? Да черт бы с ней! Его нога никогда больше не ступит в квартиру на Кутузовском…

Дойдя пешком аж до самого Курского вокзала, Феликс немного успокоился и отправился на 101-й километр – в родной Покров. И снова дороги, электрички… И пусть он теперь каждый день ездит на работу в Москву из Покрова, он не жалуется на неудобства – жаль только времени. Его катастрофически не хватает: в голове роятся планы, записная книжка забита назначенными встречами и ежедневно добавляются все новые даты, места, имена… «Человек – ничто, дело все», – как заметила однажды Жорж Санд в письме к Гюставу Флоберу.