«И ведь не в сейфе лежит! Любой шныр может прийти и взять», – подумала Рина.

Тут, как и в других делах шныров, на первый план проступало абсолютное доверие. Даже, как часто казалось Рине, избыточное и опасное доверие. Вроде как с Адамом и Евой. Зачем яблоко в раю висело в свободном доступе? Небольшая решеточка вокруг дерева с пропущенным током, минимальные меры предосторожности, и человек до сих пор сидел бы в раю. Но ведь это было бы уже совсем не то.

Рина сдула с закладки пыль.

«Ничего… Верну еще сегодня!.. Подумаешь!» – успокоила она свою зачесавшуюся совесть. Разумеется, Рина прекрасно понимала, что выносить закладку нельзя. Этим она оставляет пункт без прикрытия и нарушает уникальность шныровской защиты, выстроенной за несколько столетий до ее рождения.

Никакому современному шныру такую закладку в наш мир не внести. Силенки не те… Кажется, так говорил Кузепыч.

«А как я иначе открою двери?.. Ну хорошо, двери можно и русалкой. Тут проехали, не оправдание. Но едва ли лошади одни. Почти наверняка кого-нибудь встречу. И как я без закладки смогу убедить сторожа или хозяина конюшни отдать мне лошадей?» – подумала Рина, вспоминая, как Макар с Кирюшей давились мелочью, а Сашка чуть слюни не пускал, что с ним не поделились.

Она не сомневалась, что пока ее рука на закладке, новый собственник конюшни будет пламенеть любовью к лошадям. Но стоит ей убрать руку, как лошади из его глаз исчезнут. А вытеснят их свинки, надежно нахрюкивающие килограммо-рубли.

Тревожная мысль остановила ее на пороге. Мощи закладки хватило, чтобы не пустить Гавра за бетонную ограду. Сможет ли Гавр перевозить закладку на себе? Рина в замешательстве огляделась и обнаружила старый чемодан, покрытый толстым слоем пыли. Внутри чемодан был обит жестью и выложен слоем фольги. Положив в него закладку, Рина закрыла его.

Гавр лежал в сугробе. Увидев Рину, он подскочил метра на три: ей даже показалось, будто снег взорвался. Мокрый нос ткнулся Рине в губы и обиженно отпрянул. Казалось, Гавр шокирован и пытается сказать: «Гром и молния! Она ела тушенку! Она, эта несчастная хозяйка, а не я!!!»

– Да помню я о тебе! Держи! – Рина вытряхивала на снег содержимое захваченной с собой банки. Гавр проглотил тушенку вместе со снегом и жадно вылизал землю на полметра вокруг.

Рина забралась в седло и пристроила чемодан на коленях. Видимо, закладка обретала полную силу внутри охранного круга первошныров, потому что для Гавра чемодана не существовало – пустая банка из-под тушенки гораздо интереснее. Вскоре Рина мчалась метрах в ста над шоссе. То, что у нее географический кретинизм, Рина просекла давно, поэтому до Владимира решила добраться вдоль автомобильных дорог – как на машине, только быстрее и без пробок.

Снега и шоссе. Шоссе и снега. И ветер. Пару раз Рина все же сбивалась, потому что дороги внизу начинали непредсказуемо ветвиться, причем значительно чаще, чем это отражала карта. Часа через два вконец замерзшая Рина увидела впереди город. Начинался он постепенно, с отдельных застроенных островков, и густел к центру.

Рина снизилась. У центрального вокзала (определила по путям и вагонам) увидела длинную перетяжку: «Дорогие владимирцы! Вместе встретим Новый год!» – и представила огромный, на треть города стол и одинокую Суповну, которая бегает туда-сюда с кастрюлями.

Теперь нужно искать конюшню. У Рины имелся неплохой ориентир – тридцать километров от Владимира и два километра от трассы. Туда она и направилась. Остальное Гавр сделал сам. Он во что-то всмотрелся и, вытянув шею, устремился к длинному одноэтажному строению с железной крышей, рядом с которым было огороженное и истоптанное поле. По полю бродила непривязанная кобыла с жеребенком. Жеребенком Гавр и заинтересовался.

Рина поспешно коснулась его шеи гепардом и стала искать аргументы, которые выглядели бы убедительно для гиелы.

– Ты не должен его трогать! Он… несъедобный! И вообще маленький! И невареный… и… да сказано тебе: «Нельзя!» Не суйся!

Гавр продолжал целеустремленно лететь к жеребенку. Он был близко, когда Рине удалось создать убедительный образ: три орущих Макса с вилами. Гавр не сразу включился, откуда взялись Максы, да еще в таком количестве, но все же нападать благоразумно раздумал и сел на краю выгона, ближе к конюшне. Рина заметила, что он то и дело оглядывается на ворота и рычит, складками собирая кожу на морде. Это ее удивило.

– Жди меня! – велела она Гавру и пошла к помещению.

Ворота были закрыты, но сбоку отыскалась небольшая дверь, через которую конюхи ходят сами и выводят лошадей, когда у них нет желания возиться с воротами, выстуживая помещение.

Прислушалась. Да, лошади тут. Сомнений нет. А вот на месте ли сторож? Доставая из чемоданчика закладку, Рина внезапно осознала, что цель у нее размытая. Точнее, вообще нет цели. Выпустить лошадей из конюшни – это да. Но как она одна сможет угнать огромный табун, что будет с ним делать и куда потом его денет, она понятия не имела.

Рина коснулась двери закладкой. Напряглась, ожидая искр или вспышки, но окованная железом дверь уступила ее руке, точно была голограммой. Правда, пропустила она только руку. Лоб Рины и ее плечо остались с внешней стороны. Сил протиснуться у Рины не было, хотя она и ощущала, что дверь не совсем затвердела.

«И что дальше? Как я ее открою?» – растерялась Рина, бестолково шаря в воздухе.

Чьи-то пальцы цепко сгребли ее за запястье. И вопрос, что делать дальше, решился сам собой. Понимая, что если закладку сейчас отнимут, то дверь мгновенно отвердеет и она останется без руки, Рина вцепилась в камень мертвой хваткой. Кто-то выкручивал Рине руку, ногтями раздирая кожу, а потом ее грубо продернули внутрь. Рина ощутила холодную липкость расступившегося металла.

Она лежала на грязной соломе вниз лицом. Потом рывком села. Закладка валялась у двери. Рина уронила ее во время падения. Нерпи на руке больше не было. Ее сдернули, бесцеремонно обрезав шнуровку. Укороченная нерпь перекочевала к Младе, чьи длинные ногти оставили след и на руке. В конюшне горело несколько электрических ламп. В полутьме покачивались лошадиные морды.

Рядом с Младой Рина разглядела Владу и Белдо. Дионисий Тигранович был укутан, как маленький мальчик: в перчатках, шапочке, двух курточках и с шарфиком. Птах сидел на перевернутом ведре, поблескивая золотой серьгой в ухе. Его красное, будто испеченное лицо говорило, что, поскольку руля поблизости нет, лично он ни во что вмешиваться не собирается.

– Именно та курочка, которую мы ждали! Было послано всего одно письмо – и идеально попало в цель. Самый адресный спам в мире! Ну разве я не гений? И ведь никто, никто не признает! – довольно кудахтал Белдо.

Рина стала шарить глазами, вспоминая, где у нее шнеппер, и сообразила: в рюкзаке. Рюкзак остался снаружи, рядом с пустым чемоданом. Дионисий Тигранович забрал у Млады укороченную нерпь и умиленно зацокал языком, разглядывая гепарда.