— На весь вечер? — спросила Джей, кокетливо подняв брови, и на какое-то мгновение ее лицо стало соблазнительным и кокетливым, что так отчетливо получилось на фотографии.

— Ну, с момента вашего выхода из этого дома и до конца выступления.

— Последнее выступление у меня в два. Вашему копу придется несладко. Или этим копом будете вы?

— Нет, не я, — ответил Хейвз.

— Не везет мне, — откликнулась Джей, потягивая коктейль.

— Ваше первое выступление начинается в восемь, верно?

— Верно.

— В письме говорится…

— Это может быть совпадением.

— Да, может. В котором часу вы отправляетесь в «Бриссон»?

— Около семи.

— Вас будет сопровождать полицейский.

— Красивый ирландец, я надеюсь.

— Таких у нас хватает, — улыбнулся Хейвз. — А пока расскажите-ка мне, не случилось ли за последнее время чего-нибудь такого, что могло бы…

— …заставить кого-то поторопить меня на тот свет?

Джей на минуту сосредоточилась. — Нет, — уверенно сказала она.

— Совсем ничего? Какая-нибудь ссора? Спор по контракту? Обиженный оркестрант? Хоть что-нибудь?

— Нет, — задумчиво произнесла она. — Со мной очень легко ладить. Это вам скажет любой, кто со мной работает. Сговорчивая леди. — Она усмехнулась. — Звучит несколько двусмысленно, я совсем не то хотела сказать.

— Вы говорили об угрозах по телефону и в письмах. Когда в последний раз было что-нибудь подобное?

— О-о, еще до моего отъезда в Южную Америку. Уже целая вечность прошла. А вернулась я всего две недели назад. Вряд ли эти чокнутые успели пронюхать, что я вернулась. Когда они услышат мой новый диск, наверняка снова начнут пускать свои ядовитые стрелы. А вы, кстати, его слышали? — Она покачал? головой. — Конечно, нет, откуда же. Ведь он еще не вышел.

Она подошла к стоящей у стены стереоустановке, открыл, один из ее шкафчиков и вытащила с верхней полки пластинку. На конверте обнаженная Леди Эстор мчалась верхом на белой лошади. Длинные черные волосы были распущены и падали на грудь, закрывая ее. Глаза блестели тем же загадочным, озорным и манящим огнем, что и на фотографии в газете. Диск назывался «Любимый конек Эстор».

— Это сборник ковбойских песен, — объяснила Джей. — Только слова подработаны, теперь стало чуть позадорнее. Хотите немножко послушать?

— Да я…

— Всего одна минутка, — сказала Джей, подходя к проигрывателю и ставя пластинку на вертушку. — Считайте, что попали на закрытое прослушивание. Вы будете единственный детектив в городе, который сможет этим похвастать.

— Я только хотел…

— Садитесь, — приказала Джей, и пластинка заиграл!

Сначала зазвучали традиционные аккорды старомодной ковбойской гитары, затем из динамика поплыл вкрадчивь^ волнующий голос Джей Эстор.

Душа моя рвется в трущобы, домой.

Там птиц не услышишь ты клич озорной, И правку» тебе там предложит любой.

Полно там подонков, убийц и бродяг,

Торчат самопалы из-под рубах.

И музыка пуль барабанит в ушах…

С точки зрения Хейвза, забавного в песне было мало. Он слишком хорошо знал воспеваемую действительность, поэтому пародия на нее не казалась ему смешной. «Домой, на просторы» сменила пародия на «Глубоко в сердце Техаса».

— Тут я немного переборщила, — призналась Джей. — Полно всяких туманных намеков. Публике это скорее всего не понравится, но мне наплевать. Мораль — штука занятная, вам не кажется? -

— Что вы имеете в виду?

— Еще давным-давно я пришла к выводу, что мораль — дело сугубо личное. Дохлый номер, если артист пытается примирить свои моральные принципы с моралью толпы. Потому что примирить их невозможно. Мораль есть мораль, у меня она своя, а у других — своя. Есть вещи, которые я воспринимаю совершенно спокойно, а у какой-нибудь канзасской домохозяйки от них волосы дыбом встают. И артист запросто может угодить в эту ловушку.

— В какую ловушку?

— Артисты — по крайней мере, те, что связаны с шоу- бизнесом, — живут в больших городах. Приходится жить: ведь работа-то твоя здесь. Так вот, городская' мораль здорово отличается от морали захолустья. И то, что подойдет городскому прохвосту, никак не устроит фермера, который косит пшеницу или молотит, бог знает, что он там с ней делает… А будешь стараться всем угодить — сам чокнешься. Поэтому я стараюсь угодить себе. А если есть вкус, то и с моралью как-нибудь уладится.

— Ну и у вас улаживается?

— Когда как. Я же говорю: то, что кажется простым и естественным мне, фермер воспринимает совсем иначе.

— Например? — невинно спросил Хейвз.

— Например? Вы бы хотели переспать со мной?

— Хотел бы, — без раздумья ответил Хейвз.

— Тогда пошли. — Она поставила бокал на стол.

— Прямо сейчас?

— А что? Сейчас, потом — какая разница?

Хейвз почувствовал, что ответ его будет донельзя смехотворным, но что еще он мог ответить?

— Сейчас у меня нет времени, — сказал он.

— Из-за этого писаки?

— Из-за этого писаки.

— Вы можете упустить редчайшую возможность.

— Обстоятельства выше нас, — пожал плечами Хейвз.

— Мораль — это всего лишь вопрос средств и возможностей, — сказала Джей.

— Как и убийство, — ответил Хейвз.

— Хотите строить из себя чистюлю — дело ваше. Просто я хочу сказать, что сейчас у меня есть желание поразвлечься с вами, а завтра от него может и след простыть. От него может не остаться следа даже через десять минут.

— Ну вот, теперь вы все испортили.

Джей вопросительно подняла бровь.

— Я уж было возомнил о себе. А это, оказывается, всего лишь минутная прихоть.

— Что вы от меня хотите? Чтобы я вас раздела и изнасиловала?

— Нет, — сказал Хейвз, поднимаясь. — Давайте отложим рейс из-за нелетной погоды.

— Погода, между прочим, летная.

— Вдруг еще испортится.

— Да? Есть хорошая старая поговорка: «Молния в одно н то же место два раза не ударяет».

— Вы знаете, — сказал Хейвз, — я сейчас, кажется, пойду и застрелюсь.

Джей улыбнулась.

— Вам не кажется, что вы слишком самоуверенны?

— Неужели?

Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга. В ее лице не было чувственности, не было и гнева оскорбленной женщины, только грустное одиночество маленькой девочки, живущей в огромной квартире на верхнем этаже с кондиционером в гостиной.

Леди Эстор пожала плечами.

— Ну, черт с вами, можете когда-нибудь позвонить. Вдруг прихоть вернется.

— Ждите нашего полицейского, — ответил Хейвз.

— Подожду. Он может перебежать вам дорогу.

Хейвз с философским видом пожал плечами.

— Везет же некоторым, — сказал он и вышел из комнаты.

ГЛАВА IX

Кому везет, а кому и нет. В этот знойный день Стив Карелла и Мейер Мейер безусловно относились к последним.

Часы показывали без двадцати два, и дома накалились до такой степени, что, казалось, вот-вот станут вишневыми, тротуары горели, люди усыхали, автомобильные шины таяли, и всем, не только любителям научной фантастики, стало ясно, что Землю