— Похож на японца, который смахивает на толстячка на часах в квартире Илоны Павловны. Короче, на того японца, который приносил суши, в день её убийства, — но тут, же я одёрнула себя, — теперь мне все с таким разрезом глаз будут казаться курьерами из японских ресторанов и потом, курьер на заднем сидении шикарного автомобиля, со своим водителем, не много ли счастья на одного работника ресторана?

Решив, что много, я для себя закрыла эту тему для размышлений и переключилась на нового знакомого — Савелия Николаевича или Савву — друга семейства Карташовых. Правда сегодня пришлось познакомиться с двумя новенькими на звание подозреваемых, но пока я оставила водителя за пределами своих умозаключений.

При входе в мою квартиру, грустную компанию встретил лай Баси, которую решено было не брать на кладбище, а на это время оставить у меня. Она с громким лаем кидалась на входящих мужчин. Улучшив момент, цапнула за брючину раскрасневшегося водителя.

— Ну, вот и найден убийца! Кстати, Бася у нас единственный свидетель, — сказала я, подойдя к водителю.

— Целых два убийцы, — ухмыльнувшись, ответил он, — она и на Савелия Николаевича лается. А Баська меня никогда не жаловала. Ревновала к Дмитрию Петровичу. Как он садился в машину, она лаять. Да и я собак особо не жалую. А они, видно, чувствуют это, — он нагнулся, притянул лающую Басю к себе и потрепал её за шерсть, приговаривая, — узнала хулиганка, как креветки у меня просить, так любила. Кстати, вы в курсе, что Бася обожает креветки? Я первый раз таких собак видел, — Бася лизнула его руки.

— Вот и думай, может он собаку прикормил, — размышляла я, пока возилась с Леной за сервировкой стола. Григорий Яковлевич беседовал со вторым кандидатом на убийцу — Савелием Николаевичем.

За столом все вспоминали чету Карташовых, переживали арест Саши, Лоры. У гостей не было никаких предположений по поводу убийства. Сава, как называл друга семьи водитель, рассказывал о жизни в Японии, о коллекции нэцкэ. Заметил, что та нэцкэ, которая по завещанию оказалась у Саши, была самой любимой Дмитрия Петровича. Он никогда и никому не давал её в руки.

— Я удивлялся, — вспоминал Сава, — особой ценности она не имеет, но бывает у коллекционеров такое, что чем-то завораживает тебя та или иная штуковина, и становится центром всей твоей жизни. Центром, вокруг которого, в дальнейшем, собираются остальные экспонаты. В принципе так и начинается коллекционирование. Вот именно с неё у Дмитрия Павловича и стала формироваться своя коллекция.

— Странная я женщина, — думала я, слушая объяснения Савы, — иногда в очереди просто спросишь: спросишь, кто крайний, и с этим крайним слово за слово столько близких тем для разговора найдёшь, будто с этим человеком общался всю жизнь. И распрощаешься с добрыми пожеланиями. А с другим сто лет знакомым, вроде неплохим человеком, с виду приятным, респектабельным, начнёшь разговор, а между вами, как барьер каменный. И надо беседу поддержать, да слова выскакивают какие-то не те. И если что-то делаешь при нём, всё из рук валится, а он ещё подсказывать наровит, как надо тебе сделать, да всякие ласковые словечки вставляет. А это раздражает, до того, что такое появляется желание послать его вместе с подсказками и сюсюканьем типа: не переживай так, солнце моё. С чего он взял, что я солнце и непременно его? Поэтому, если с первых фраз чувствую эту напряжённость, то стараюсь только слушать такого человека, но в разговор не вступать. Метод, испытанный годами. Более близкое общение с такими людьми всё равно приведёт к разрыву отношений. Зачем усугублять. В этом никто не виноват, что нет контакта между людьми. Просто между нами нет магнитика, который притягивал бы нас друг к другу. А насильно души не притянешь.

Вот и при разговоре с Савелием, между нами встала стена. Я смотрела на него и думала: наверное, это я такая ненормальная. Ведь сидит напротив мужик — симпатяга, одет с иголочки, культурный, образованный. А как умеет остановить рассказчика и вставить своё умное словечко, да ещё обвести всех своим взором, мол, какой я умный. И получается, что весь вечер все слушали только его. А глазки… Ох, эти окна души человеческой! И как могла Илона Павловна называть его другом семьи? Если только из своей врождённой деликатности?

Мог бы такой человек стать убийцей?

— Ох, и любитель заливать! — Меня вывел из размышлений Владислав, вошедший на кухню покурить.

— Это вы о ком?

— Да Сава, друг семьи! Он такой же друг семьи, как я балерина. Сосед по даче — это, да. Он позже вернулся из Японии. Измучил всех своими посещениями. Назойливый человек, до ужаса. В последнее время, Дмитрий Петрович уже болел, так Илона Павловна его в дом старалась не впускать. У калитки встретит, скажет, что спит больной, или меня пошлёт сказать, что они оба больны. Саве бы понять, что не хотят с ним в данный момент общаться, так нет, он всё равно идёт. Илона Павловна говорила, что он как вампир, придёт, затянет свою нудную песню, всю энергию у них заберёт и довольный уходит, а они, наоборот опустошенные остаются после его визитов.

Провожая гостей, я была абсолютно уверена, что убийцы среди них нет. Владислав показался мне работягой, простым не заносчивым мужичком. Родился он в деревне и имел все хозяйственные навыки. Выяснилось, что жена водителя Ольга, помогала семейству по дому, готовила им обеды. И все были довольны. Но после кончины Дмитрия Петровича и после переезда Илоны Павловны в московскую квартиру, они только перезванивались. Владислав, будучи уже пенсионером жил с женой в основном на своей даче. Хотя мотив мог быть у обоих гостей. Коллекция. Наверняка они знали, что Дмитрий Петрович, а потом и его жена хотели передать часть коллекции музею нэцкэ. Владислав, как мне кажется, далёк от проблем коллекционирования. Так мог или не мог он стать убийцей?

Мне представилась картина убийства Илоны Павловны Владиславом. Ночью, в день убийства бывший водитель каким-то образом зашёл в подъезд незамеченным и позвонил в дверь к Илоне Павловне. Она, думая, что это за чем-то вернулась к ней я, потому что убийство совершено по заключению экспертов между одиннадцатью и часом ночи открыла дверь убийце. Но в половине первого у двери соседки уже были охотники за Денисом, а потом я подняла шум. Потом приехала полиция. По моим подсчётам убийство произошло, между одиннадцатью и двенадцатью ночи как раз когда я спала самым крепким сном после выпитого сакэ и после принятия отрезвляющего душа. Увидев нежданного гостя, пожилая женщина, да ещё размякшая после такого весёлого ужина, конечно, не могла дать должный отпор коренастому и крепкому Владиславу. Скорей всего, он сразу придушил её, поломав ей шейный позвонок. Когда понял, что коллекция готова и как на заказ лежит уже сложенная в коробке, а он знал об этом заранее, то положил бедную женщину на кровать, вложил ей в руку цветок и смылся. А то, что Владислав или его жена знали о кем-то оставляемых цветах, я не сомневалась. Он от Илоны Павловны мог знать и о том, что носил эти цветы Саша. И то, что Илона Павловна считает его сыном. Знал он и о причудах японской флористики, и о последних событиях в жизни, бывшей хозяйки, и о завещаниях возможно был в курсе. А что, может быть, за простеньким видом и добродушной улыбкой скрывается расчётливый убийца?