Она всегда могла предсказать смерть всех своих родственников, зная про это заранее (как и Блаватская в детстве). Часто видела огромную руку во сне и наяву. Во время сильной болезни в детстве видела у своей кровати двух огромных людей, которые тянули из ее бока к себе какие-то серебряные нити, как бы притягивая ее к себе. Позже она поняла, что это были Мастера М. и К.Х., а в руке узнала Руку М.М.

Всегда предчувствовала пожары. Девяти лет говорила всем в доме: «Скоро у нас будет пожар». Мать на нее страшно сердилась (в таких случаях). Вот раз вечером мать уехала в театр, а Е.И. осталась одна с француженкой-(гувернанткой), и в доме начался ужасный пожар — сгорело пять квартир, но до них не дошло.

Горда была страшно, не признавала ничьего авторитета, любила уходить одна играть в свои игры, думать о чем-либо или же играть с кузенами в воинственные игры (американских индейцев).

Н.К. своего детства абсолютно не помнит, (запомнил) только один сон, который повторялся три дня подряд, когда ему было около тринадцати лет. Он увидел во сне высокую белую фигуру с закрытым лицом, которая подошла к нему вплотную и через покрывало смотрела на него, чем он был напуган.

Характерный эпизод был сегодня вечером: мы смотрели из комнаты через окно на заход солнца, а на веранде сидели Нуця с Ю.Н. и играли в шахматы. Мы стали смотреть на них и смеяться их движениям при игре. Н.К. подошел к окну и показал сыну язык. Тот очень смеялся, а Е.И. спрашивает мужа, в чем дело. А Н.К. говорит: «Я хотел Юшу подвести, чтобы он мне ответил тем же, вот бы удивился Мор[ис] Моисеевич], ибо принял бы это, наверное, на свой счет».

Интересный случай произошел этой зимой с Н.К. в Метрополитен-музее. Подошел к нему вдруг в вестибюле какой-то человек и говорит: «Вы кого-то ожидаете, давайте присядем. Ваш интеллект намного превосходит интеллект всех присутствующих здесь людей. Вы сейчас нуждаетесь в деньгах, но однажды станете очень богаты. До свидания», — помахал ему рукой и исчез[50].

Бедная Е.И. мне сегодня жаловалась, что всю свою жизнь мечтала иметь большой письменный стол, который принадлежал бы только ей. В Петрограде был куплен стол — его взял себе Н.К., еще один, красного дерева, дети забрали. «А я, — говорит, — работала, читала и писала в одном кресле».

Забавный случай рассказал Н.К. про известного парижского антиквара Зельмайера. Он заказал одному художнику копию с (картины) Рембрандта за 250 франков. Потом велел ему подписать своим именем и дал ему еще 500 франков. Затем отправил эту картину в Америку, но перед этим написал на себя донос, что Зельмайер отправляет в Америку старую картину Рембрандта, но под другой подписью, и послал донос в таможню. Там картину задержали, пишут ему и назначают большой штраф. Зельмайер клянется, что картина не Рембрандта, а вот того художника. Таможня ему говорит: «Нет, картина [подлинная] — настоящий Рембрандт». Заставили заплатить огромный штраф и дали удостоверение. А в Америке он ее продал за громадную сумму.

Много подробностей из своего детства рассказала мне Е.И. после ужина, когда мы сидели на веранде. Мать начала ее вывозить в свет на балы с самого раннего возраста, чуть ли не с семи лет. Она ее повсюду брала с собой. В тринадцать лет Е.И. раз высчитала, что за декабрь и январь была на тридцати двух балах, и ей все это было ужасно противно. Балы оканчивались к шести или семи часам утра, она ложилась спать на пару часов, а потом надо было идти в гимназию, где она изучала все предметы, кроме танцев, рисования и рукоделия (была от них освобождена, ибо просто не имела сил).

Е.И. в юности страдала малокровием и нервами, и когда это у нее обострилось, ее повезли за границу лечить душами Шарко. С семнадцати лет она начала увлекаться музыкой, а мать ее все настаивала, чтобы она ходила на балы, и у них происходили конфликты. Бывало, мать, которая чудесно ее одевала, приготовит для нее туалет, а Е.И. в душе знает, что на бал она не поедет, и вот за пару часов до бала она говорит: «Мама, а я на бал не поеду». Мать начинала сердиться, а однажды даже набросилась на нее в гневе с кулаками, и бедной Е.И. пришлось спасаться под роялем.

Когда Е.И. стала невестой Н.К., она и мать жили с ее тетей (это было уже после смерти отца). Бедный Н.К., когда ездил к ним, чтобы никого не обидеть, всем кузинам и тетушкам привозил конфеты, коробок десять, так что приезжал к ним, бывало, весь нагруженный. Барышней Е.И. была поразительно хороша: тоненькая, стройная — считалась первой красавицей. За ней многие ухаживали, и много людей любили ее всю жизнь.

Когда ей было около тринадцати лет, она приехала погостить к своей тете. А было это под Ивана Купалу. Тут ей тетя говорит: «Вот тебе и приснится твой будущий муж». Е.И. приснился следующий сон: будто она в громадной пустой церкви, стоит на коленях в подвенечном платье перед иконой Божией Матери, аза ней в темноте стоит мужчина. Она видит только его профиль: гладкие черные откинутые со лба волосы, огромные глаза, а вся остальная фигура — в тумане. И он ей говорит: «Помолись, моя дорогая». Она только позже узнала в нем М.М.

А этой зимой Он им сказал на сеансе: «И тогда узнала Мой профиль, когда приходил к тебе».

Вечером у нас был общий сеанс. Потом Юрий писал автоматически и получил дивные послания по-английски, а Н.К. — по-русски.

О жизни Е.И. Рерих после замужества. — Сны-видения Е.И. Рерих. — Предчувствия Е.И. Рерих в юности. — История замужества Е.И. Рерих. — О разном

Интересный разговор имела с Е.И. о ее жизни, после того как она вышла замуж. Она мне много рассказала о себе, своих мечтаниях, о том, как много читала и как много дала своему мужу, уведя его из школы старых форм на новый путь, развив в нем стремление читать [книги] по духовным и религиозно-философским вопросам и потом направив его мысли на то, чтобы он начал писать статьи, стихи.

В тридцать лет Н.К. был уже директором Школы [общества поощрения] художеств. Пришлось ему перенести много интриг и неприятностей. Бывало, на собраниях [совета] директоров он сидел и молчал, все слушал, все переносил, а когда приходил домой — ей до трех часов ночи приходилось его успокаивать, пока он ей все рассказывал, не скрывая от нее своих огорчений и волнений. Приходилось ей зажигать его дух, направлять мысли, создавать новый путь, и он следовал за нею, понимая ее дух и чуткость. Мудр он был всегда, но была в нем иногда нерешительность, которую помогала побороть Е.И. Без нее, его жены, не было бы Рериха как великого художника и человека.

Сегодня, после завтрака, Юрий рассказывал о своих и Светика проделках в гимназии и университете. Е.И. говорит, что Светик пошел в нее всеми своими проказами. Когда она была девочкой, очень любила устраивать разные шалости, например, раз вошла в комнату гувернантки, влезла в корзину от грязного белья и взяла в руки гармонику. Гувернантка вечером стала ложиться спать и вдруг видит, что корзинка медленно двигается на нее и издает очень странные звуки. Та — в крик, убежала, а когда все сбежались, корзина стояла среди комнаты пустая. Потом Е.И. с кузеном зашли в сарай, где стригли овец, подкрались сзади и открыли дверь. Все овцы разбежались, и их около недели пришлось искать. Набросали немке-гувернантке шиповнику в кровать, та вечером легла спать и, конечно, подняла крик. [Домашние] всегда знали источник этих проделок и ее с кузеном Степой[51] примерно наказывали.