Никуда не уехал Иван Харитонов ни весной, ни летом. На электростанции премировали Ивана за ударную работу. Сколотил он бригаду из молодых парней, обучил их всему, что сам знал в электротехнике. Стала станция работать без аварий и поломок. А вечерами копался Иван в саду. Лимонный кустик становился деревцем, набирал силы. Когда подошли лютые якутские холода, написал Харитонов письмо. Долго шло письмо и, наконец, пришло в маленький город. Был этот городок известен на весь мир, потому что там жил знаменитый тезка Ивана Харитонова — старый садовод. Старый садовод надел очки. Прочел:

«…и вот, дорогой мой тезка, вы один можете разрешить вопрос, как выполнить мою мечту: получить плод от дерева, имеющего постоянное местожительство на юге, а временно у меня в саду. Вот уже полтора года я живу в одном городе и интересуюсь лимонами и как их выхаживать в здешних условиях».

Старый садовод ответил Ивану Харитонову. Он ответил, что на зиму нужно выкопать деревце и перенести в помещение, а весной снова высадить в грунт и посмотреть, что из этого выйдет. Он написал еще, что он, старый садовод, шестьдесят лет растит южные деревья на севере и чтоб Иван приезжал посмотреть на его садик.

Иван Харитонов все сделал по совету. И лимонное деревце продолжало расти и крепнуть.

А еще через весну появились на деревце цветы — бело-розовые и очень пахучие. И, словно заразившись молодостью, зацвели две яблони в саду Ивана.

Глазели прохожие якутяне сквозь новую изгородь на сад. Сад стоял в дыму лепестков, и прохожие щелкали языками от удовольствия.

Но прошло лето, и уехал Иван Харитонов… Нет, нет, не совсем уехал, а только в отпуск!

Он поехал в город, где жил его знаменитый тезка — старый садовод. Усадил старый садовод Ивана за стол. Позвал своих молодых садоводов, распорядился:

— Покажите ему все, что у меня выросло.

И понесли, потащили на стол персики, пушистые, как ребячьи щеки, загорелые груши, янтарный и сладкий виноград, рубиновую вишню. Завалили плодами весь стол и стали кругом — смотрят на Ивана.

Захлебнулся Иван Харитонов!

— Как? — спрашивает. — Как вы все это вырастили?..

И рассказал знаменитый тезка старый садовод, что не так легко было уломать природу. Не хотели южные гости расти на севере, капризничали, болели и умирали. Сотни деревьев высаживал старый садовод, и только единицы выживали. Тогда взял он деревья, растущие на разных концах земли — одно на Крайнем Севере, другое на Крайнем Юге, — и поженил — скрестил их.

От этого брака появились новые деревья, способные жить и давать плоды на северной земле.

— Так, значит… — сказал Иван Харитонов, — так, значит, я могу мою яблоню скрестить с какой-нибудь французской и получить плоды?..

И он от радости даже начал заикаться.

— Да, — сказал старый садовод, — только помни, что я десятки лет работал здесь, в этом городе, и терпеливо ждал плодов.

Из отпуска вернулся Иван Харитонов, задаренный подарками старого садовода. Два парня тащили его багаж — завернутые в рогожку, закутанные сеянцы. Не раздеваясь, не сняв фуражки, бросился Иван в сад к лимонному дереву. И ахнул Иван: крохотный, чуть больше желудя, висел на ветке совсем еще зеленый лимончик.

Повернулся Иван и бегом — на электростанцию, к директору:

— Пиши.

Удивился директор:

— Что с тобой? Что писать?

Стал Иван громко диктовать:

— Пиши: бригадир Харитонов И. В. закрепляет себя на электростанции до… ну, до конца пятилетки.

Передохнул, подумал:

— А там обязуюсь новый договор подписать. До конца следующей пятилетки.

Поглядел директор на Ивана:

— Значит, кончил бродяжить?

Иван головой мотнул.

— Не до того. У меня вон лимоны растут.

…Поздней осенью в город, где жил знаменитый тезка Ивана Харитонова — старый садовод, пришла посылка. Так, маленький ящичек. Вскрыли его, а там столько опилок, соломы, ваты, что ужас! Наконец вытащили. Видят: что-то твердое и в три слоя папиросной бумаги завернуто. Сняли и бумагу. И тогда на ладонь старого садовода выкатился желтый, как маленькое солнце, лимон.

_____

Серебряный щит

Колька умел лучше всех уцепиться крюком за проезжающий грузовик и с шиком съехать вниз по улице на коньках. Он сильней всех подавал мяч в волейболе, и, когда мы отправлялись драться с соседним двором, он дрался свернутым в трубку кожаным поясом.

Ходил Колька в матросской тельняшке, говорил прожженным мальчишеским басом и научил нас всех курить и насмешливо чмокать губами в кино, когда на экране показывали влюбленных.

Наверное, он был грубым и недалеким парнем, но в то время всем нам Колька казался замечательным. Мы все норовили говорить басом, прибавляли кстати и некстати «однако» и докуривались до того, что у нас деревенело горло.

Во всем дворе один только Алька Сухонин не восхищался Колькой, не подражал ему и, выходя во двор, по-прежнему держался особняком.

— Это что, однако, за цапля? — спросил, увидев его в первый раз, Колька Свистунов.

Мы захохотали. В самом деле, долговязый Алька с торчащим на затылке хохолком и подпрыгивающей походкой очень напоминал эту серьезную одинокую птицу.

Мы все вместе росли во дворе и знали друг друга еще с тех пор, как мастерили в деревянных формочках песочные пирожки. Но, несмотря на такое давнее знакомство, Алька Сухонин к нам не прививался. Это был молчаливый, тихий, неловкий на вид мальчик. Он не ходил сообща драться с соседскими ребятами, не крал папирос, не стрелял из рогаток, не ездил на коньках за машинами. В волейбол Алька играл неважно, и его звали в команду, только когда уже решительно не хватало игроков. Про Альку было известно, что отец у него чего-то измеряет и часто ездит на какие-то объекты, а мать давно лежит больная и Алька делает всю работу в доме, даже, как говорили, стирает. Нам это казалось недостойным занятием, мы чуждались Альки и теперь обрадовались случаю посмеяться и подразнить.

— Цапля! Цапля! — загоготали ребята, прыгая вокруг Альки.

— Однако, чистюля. Девчатник — сразу видать, — сказал Колька, сморщив нос.

Развалистой, особо пренебрежительной походкой он направился к Альке. Тот, делая вид, что не замечает