Когда «Сайентист» затонул, кто-то из офицеров на мостике радостно выкрикнул:

– Вот оно! Хотел бы я увидеть, как все их лоханки отправятся на дно!

Рогге задумчиво покачал головой:

– Я не могу с вами согласиться. Давайте относиться к этому как к необходимой работе. Корабли – как люди. Каждый живет своей жизнью и умирает своей смертью. И мне очень жаль видеть, как они уходят.

Такая философия не могла быть в должной мере оценена большинством команды, но лично мне она дала богатую информацию к размышлению, и, подумав, я почувствовал правоту Рогге.

Корабли умирают по-разному. Одни уходят молча, грациозно, другие – нет. Некоторые долго сражаются и погружаются в пучину под аккомпанемент взрывов, рева пламени и скрежета разрываемой стали. Другие переворачиваются вверх килем и скрываются под водой, словно гигантский кит. А некоторые, как, например, «Сайентист», уходят тихо, унося с собой свою гордость.

Тихая ночь, спокойное море. С маяка скользнул луч света. Он на мгновение осветил темную водную гладь, потом, словно куражась, покрыл палубу высокого серого судна причудливыми пятнами света и тени и снова продолжил свой путь по застывшей поверхности воды.

Кажущаяся невинность судна была всего лишь плащом, наброшенным для выполнения одной из самых беспокойных и опасных миссий: рейдер «Атлантис» направлялся к берегу.

– Проклятая ночь для такой работенки, – проговорил голос из темноты.

Я, не оборачиваясь, кивнул. Над нами раскинуло свой купол бархатное небо, усыпанное яркими южными звездами. Оно плавно опускалось, сливаясь где-то в темной дали с морем, и только к северу от нас темноту прорезал пульсирующий луч маяка. Там же клубились густые тени, родившиеся не на море и не на небе. Впервые после ухода из Северной Атлантики мы двигались в полной темноте в непосредственной близости от берега, но этот берег был таким же чужим и враждебным к нам, как и наша миссия в этих спокойных теплых водах. «Атлантис» медленно шел вперед, оставляя после себя смертельный след из мин – их было почти сто единиц. Только они вносили диссонанс в величественную симфонию тишины, грохоча по направляющим рельсам и с громким всплеском падая в воду, поднимая фонтанчики серебристых брызг. Пенная струя, тянущаяся за кормой судна, была перерезана светящейся дорожкой, отбрасываемой луной на поверхность моря.

А внизу в минном отсеке Фелер нетерпеливо посматривал то на часы, то на рельсы, матово мерцавшие в тусклом свете. Очередная черная стальная рыбка как раз находилась в пути. Окруженная «спаржей», мина была похожа на некое странное морское чудовище, неведомо как уцелевшее с первобытных времен. Всплеск, еще один, еще один… Фелер криво усмехнулся, заметив непристойное предложение, написанное мелом на одной из мин. «Вы неправильно написали фамилию Черчилль, – подумал он, – в ней два „л“».

Я не слишком одобрял решение заняться установкой мин под самым носом у англичан. Чем быстрее мы избавимся от игрушек Фелера, тем лучше. Я напряженно вглядывался в темнеющий вдали берег. Если разобраться, даже Фелер не проявлял очевидной заинтересованности в проекте. Было что-то отвратительно безличное, зловещее в том, как эти штуковины взрывались без какого бы то ни было предупреждения, невзирая на то, друг на них наткнулся или враг. Что же касается Фелера, его не интересовал взрыв, которым он не мог управлять.

Легкий ветерок доносил до нас с берега таинственный воздух Африки, насыщенный ароматами пряностей, густыми запахами лесов, испарениями болот. Мы находились так близко к мысу Доброй Надежды, что могли разглядеть свет фар несущихся по прибрежной дороге машин, вырывающий из темноты окружающие ее скалы. Эта ночь была удивительно спокойной и казалась идиллически-прекрасной.

Но при существующем положении дел у большинства из нас не было времени получать эстетическое наслаждение. Мы были заняты подсчетом многочисленных опасностей, которые грозили нам благодаря принятой Рогге тактике минирования водного пространства в миле от берега. Любой из нас с радостью отказался бы от чистого, усыпанного звездами неба в пользу низкой облачности, а неподвижной поверхности воды предпочел бы волнение. Все вокруг таило угрозу. Нам казалось, что с берега за нами следят чужие, подозрительные глаза. Впрочем, наблюдателей хватало везде: мимо нас то и дело проходили мирные суда, капитаны которых считали нас одним из них – неагрессивных, спокойных, торопящихся по своим торговым делам.

С чувством облегчения те из нас, кто не был занят на других работах, приняли участие в постановке шоу для пленных. Английские моряки были вполне способны сложить два и два, поэтому мы намеревались обратить их проницательность себе на пользу. Они, вероятно, хорошо представляют себе, что происходит, и в случае непредвиденной случайности, такой как их освобождение с тюремного судна, куда мы надеялись их перевести, расскажут обо всем британской разведке. Это было бы крайне неприятно. Но каким образом можно скрыть от умных людей род наших занятий? Я решил прибегнуть к театральным эффектам. Вместо пресловутой «красной селедки»[13] я хотел предложить им «нацистскую субмарину» – подлодку, созданную с применением специальных звуковых эффектов, которая отвлечет внимание пленных от происходящего в действительности и даст им пищу для разговоров.

Все началось с маневрирования, которое должно было дать понять наблюдателям, что к борту «Атлантиса» подошло еще одно плавсредство. Далее были спущены трапы – шум, производимый при выполнении этой операции, легче всего идентифицировать. И в завершение всего для полноты картины по трапам вверх-вниз начали ходить люди, а из лазарета был срочно вызван доктор. Последней хитростью мы особенно гордились, ведь об этом наверняка узнает находящийся там раненый радист «Сайентиста» и не преминет рассказать часто навещавшему его капитану Виндзору.

Читатель может решить, что мы имели обыкновение делать из мухи слона, но на деле мы просто качественно играли свою роль, даже в мельчайших деталях.

От блефа, разыгранного специально для пленных, у которых, в конце концов, если и был шанс освободиться, то чисто теоретический, мы перешли к другой стадии игры. Почему бы не пойти в деле создания иллюзии дальше. Ведь можно было оставить определенные подсказки и для британских властей на берегу. Если мы сумеем распространить слух о том, что в этих безопасных водах появилась «волчья стая» субмарин, последствия могут быть весьма выгодными.

И мы подготовили «доказательства».

Прежде всего мы раздобыли спасательный буй, на котором написали «U-37», после чего частично замазали надпись. Таким образом мы хотели создать впечатление, что сей опознавательный знак из соображений секретности пытались закрасить, но неудачно. С этим буем мы изрядно позабавились: сначала его били и топтали, потом вымазали машинным маслом и в конце концов, приведя его в весьма непрезентабельный вид, выбросили за борт. При этом мы всерьез рассчитывали, что его непременно кто-нибудь выудит и передаст британской разведке в Дурбане.