Хотя мне крайне интересно, что же здесь для нас еще не "кончено".

Я ведь вижу – мы здесь чужие.

Сегодня у власти люди из Куляба. Они нам сейчас улыбаются, они нас любят.

Как долго? Пока мы охраняем их, защищаем. А завтра ? В результате переворота или даже самых демократических выборов во главе государства станут ребята, скажем, из Ленинабада. Они нам также станут улыбаться, как кулябцы сегодня, зато теперешние наши "друзья" возьмутся за оружие. Так неужели не ясно, чего стоят все эти улыбочки и заверения в большой дружбе?

Впрочем, что-то я увлекся, расписался. Тебе, мама, это вряд ли интересно, а ты, отец, и так все понимаешь. Так что буду лучше думать и писать о приятном – о скором дембеле, о нашей встрече.

А пока целую. Скучаю.

Толик.

Идти следом за этим странным офицером с "Красной" было не так-то просто.

Еще бы! Ведь Аркан тащил на себе совсем не легонький рюкзак с наркотой, да и с автоматом расставаться не собирался. Плюс ко всему он пытался двигаться как можно более скрытно, опасаясь не только того, что его случайно заметит преследуемый офицер, но и не желая нарваться ненароком на недобитых "вертушками" бандитов.

Офицер же, перестав ползти и поднявшись на ноги, шел налегке, быстро удаляясь от заставы.

Кроме маленькой рации, по которой он периодически с кем-то связывался, да плоской фляжки, тоже периодически служившей добрую службу своему хозяину, у него с собой ничего и не было.

Аркана это обстоятельство просто поражало – бродить здесь, в горах, без автомата и вообще без всякого оружия выглядело чистым безумием.

Толик так и не разобрался еще сам, за каким чертом ему сдался странный офицер, но упрямо шел следом, облизывая пересохшие губы и пытаясь не думать о еде. Их своеобразная гонка продолжалась до полудня, и Аркан успел уже здорово вымотаться за эти несколько часов, как вдруг…

Впрочем, "вдруг" все случается только в сказках, а появление в неглубоком ущелье, по которому шел офицер, группы моджахедов не стоило считать случайным.

Аркан вжался в гору. Ему хотелось раствориться в камнях, слиться с ними, превратиться в какой-нибудь огромный валун. Он многое повидал за время службы в Таджикистане и был далеко не робкого десятка, но сейчас он даже спиной, как ему казалось, чувствовал ствол автомата, нацеленный ему между лопаток.

"Вот угораздило!" – мелькнула мысль.

Толик не сомневался в том, что его давно уже вычислили. "Духи" всегда были весьма осторожными ребятами – они не могли назначить встречу в ущелье, не выставив на всех подступах свои посты и засады и не будучи на сто процентов уверены в безопасности встречи. Вряд ли контакты с офицером-шурави могли казаться таджикам настолько обыденными, чтобы проигнорировать элементарные правила предосторожности. Поэтому Аркан не сомневался в том, что его пасут.

Гораздо хуже было то, что до сих пор никто не попытался его остановить ни выстрелом, ни окриком. Это могло означать только одно – его хотят взять неожиданно, резко, живым. А то, что душманский плен окажется страшнее смерти, у Аркана сомнений не вызывало. Следовало готовиться к самому худшему.

Осторожно приподняв голову, Аркан осмотрелся.

В принципе позиция, которую он сейчас занимал, была неплохой – спереди его заслонял большой камень, который вполне мог сойти за бруствер, а все пространство позади отлично просматривалось и простреливалось, поэтому он мог не бояться, что кто-то попытается приблизиться к нему с тыла. К тому же со своего места он мог хорошо видеть все, что делается в ущелье и на противоположном склоне.

Он мог ожидать теперь внезапного нападения "духов" только сверху. Это как раз было бы самым неприятным – попробуйте вести огонь снизу вверх, будучи не в состоянии рассмотреть противника за гребнем и следить за его перемещениями, для него в то же время находясь на виду.

Аркан чертыхнулся. Жаль, что он не заметил никого из пасущих его "духов".

"Дать наугад пару очередей, чтобы "духи" проявили себя, и принять бой в открытую?"

Он еще раз осмотрелся.

"Не-ет. А вдруг?.."

Это было, конечно, маловероятно, но вдруг моджахеды на сей раз пренебрегли в спешке или из-за чрезмерной уверенности в своих силах элементарными правилами безопасности и не выставили постов?

В таком случае его скорее всего до сих пор никто не засек.

Открыв огонь, он бы демаскировался, тут же вызвав на себя огонь тех "духов", которые были внизу.

"Кстати, как они там?"

На всякий случай вытащив из карманов и положив перед собой две гранаты, Аркан передернул затвор автомата и осторожно выглянул из своего укрытия.

Пограничник теперь устало сидел на камне, о чем-то рассказывая высокому чернобородому моджахеду, одетому во все черное. "Дух", очевидно, плохо понимал по-русски и часто поворачивался к молодому парню, – наверное, переводчику, который скромно стоял у него за спиной. Еще десяток моджахедов почтительно топтались в стороне, не мешая своему командиру беседовать с шурави.

Аркан, конечно, почти ничего не слышал из их разговора, но доносившиеся до него возгласы пограничника, в значительной части непечатные, а также его резкая жестикуляция показывали, что офицер то ли просит чего-то, то ли оправдывается в чем-то перед своим мрачным собеседником. Погранец часто прикладывал руки к груди, хлопал себя почему-то по карманам и вопросительно, с надеждой посматривал на переводчика, когда тот растолковывал ему смысл очередной короткой фразы, брошенной "черным".

Разговор, видимо, принимал для пограничника скверный оборот. Он волновался все больше и больше, все громче оправдываясь и все отчаяннее жестикулируя.

До Аркана даже долетали теперь отдельные его фразы:

– Да не знаю я, где деньги! Не знаю я, куда подевались драги!.. Я не брал себе ничего!.. Мы всегда честно работали, ты же знаешь меня!..

Его собеседник отмалчивался, изредка отрицательно качая головой, словно в тяжком раздумье.

Аркан не успел задуматься над смыслом услышанных им слов, как ситуация резко поменялась.

Офицер-пограничник отшвырнул в сторону свою фляжку и бросился на "духа". Однако тот на удивление быстро среагировал на это движение, четкой подсечкой и провожающим ударом по шее сбив нападавшего с ног. Тотчас, заклацав затворами, к странной парочке подскочили остальные таджики, стоявшие все это время в стороне.

Несколько пинков и ударов прикладами, видимо, отбили у пограничника всякое желание продолжать что-то доказывать силой. Он с трудом сел и, протягивая руки к "черному" командиру, снова начал просить о чем-то – горячо, страстно.